Он открыл глаза и при свете, струившемся из окон таверны, различил лицо старика нищего, лысого и беззубого.
— Кто ты? — спросил он.
— Лучше скажи, кто ты такой. Никогда ничего подобного не видел. Эти трое возникли из ниоткуда и устроили там настоящую бойню… а потом исчезли. Столько шума из-за какого-то оборванца…
— Я не оборванец.
— Да уж, действительно, как это я сразу не распознал. — Старик подтащил его к стене и укрыл соломой. — Погоди-ка, большой человек, — проговорил он. — Быть может, у меня осталось вино. Меня им одаривают за то, что я всю ночь слежу за ослами. Пей, проглоти хоть капельку: это тебя согреет. — Старик участливо наблюдал за тем, как он пил. — Если ты не нищий, то кто же ты тогда?
— Я зарабатываю на жизнь тем, что учу людей читать и писать, но я…
— Что — ты?
Губы его скривились в гримасу, вероятно, он пытался улыбнуться.
— Я был правителем самого могущественного и богатого города в мире…
— Ну да, конечно. А я — царь персидский.
— Мой отец был самым великим человеком нашего времени… Дай-ка мне еще немного вина.
— Что за сказки ты мне рассказываешь?
Учитель сделал несколько больших глотков.
— Ну а что ты постоянно носишь с собой в этой суме?
— Красть там нечего. Это… его история. История человека, ставшего правителем почти всей Сицилии и значительной части Италии, в бесчисленных схватках громившего варваров, изобретавшего всевозможную военную машинерию, никогда прежде не виданную, мановением руки переселяющего целые народы, воздвигшего самую неприступную в мире крепость всего за три месяца, основывавшего колонии на побережье Тирренского и Адриатического морей, женившегося на двух женщинах в один и тот же день… он единственный из эллинов, кто был способен совершить такое.
Старик снова подал ему амфору с вином и уселся рядом, прислонившись к стене.
— О боги! И кто же этот удивительный человек, этот…
Сверкнула молния, осветив блестящую от дождя дорогу и покрытое синяками лицо Учителя. Он не вздрогнул, услышав раскаты грома, словно расколовшие небо, а лишь прижал к груди свою суму и проговорил, с выражением подчеркивая каждое слово:
— Его имя было Дионисий, Дионисий из Сиракуз. Но все называли его… тираном!
Всадник, поднимая вихрь белой пыли, мчался сломя голову по дороге из Камарина в направлении Восточных ворот города. Командир отряда стражников велел ему остановиться.
— Не приближайся, — прокричал он. — Назови себя.
Но приказание оказалось излишним. Конь, не доскакав и двухсот последних шагов до городской стены, рухнул наземь, а всадник покатился в облаке пыли.