— Как оно житье-бытье в Пиньске? — купец затолкал в рот пахучий преснак и шумно хлебнул квасу.
— Работой паны не обижают. Ходко идет сбруя.
— Что ж, прибыль добрая! — обрадовался купец. — А начнешь брички и дермезы делать — пойдут и талеры.
— Тебе, Савелий, ведомо, что на моих бричках далече не уедешь… — Шаненя затеребил бороду. — И еще, в обиду не прими, чернь стала побаиваться казаков.
— Про это я знаю. — Купец опустил голову. — Шановное панство молву пустило…
Внимательно слушал Алексашка разговор и не мог понять, что к чему? Совсем стал непонятным купец Савелий.
— У молвы язык длинный и острый.
— Зря, Иван, верит люд. Хмель не ворог Белой Руси…
Купец положил ложку, вытер о штаны ладони и расстегнул широкополый армяк. Непослушными пальцами долго теребил полу, наконец, оторвал край подкладки и осторожно вытянул аккуратно сложенный листок. Не торопясь, старательно вытер рукавом край стола и положил листок.
— Слушай, что повелевает гетман Хмель казакам…
У Алексашки заняло дух. Вот он кто, купец Савелий!. Он глядел в писаное, но говорил, видно, по заученному:
— «…всем и каждому отдельно, кому об этом следовало знать, а именно полковникам, а также сотникам и всей черни… и строго напоминаем, что мы имеем старую дружбу с народом Великого княжества литовского…»
Алексашка слушал и в мыслях спрашивал себя: в какой водоворот попал? Если Савелий лазутчик Хмеля, кто же Шаненя? Он-то ремеслом занимается. Сени завалены лямцем, кожей, пенькой. На шестах подвешены новенькие седелки. Возле пуньки, в пристенке — мастерская. Ремесленник… А купец читал:
— «…случается, что казаки там на постое, чинят великое своеволие, нарушают мир и дружбу… потому посылаю двух товарищей, чтоб они о в сем доносили полковникам и сотникам… а за своеволие казаки те наказаны будут…»
Закончив читать, сложил листок, спрятал в потайной карман, взял ложку, начал хлебать квас. Нахлебавшись, вытер ладонью усы и спросил:
— Все уразумел?
Подперев голову кулаком, Шаненя сидел в раздумье. Наконец шумно втянул воздух.
— Вовремя гетман универсал прислал. Случается всякое, и тогда ропщет люд. Но то — забудем. Хлопы ждут черкасов, Савелий.
Савелий приподнялся и, перегнувшись через стол, прошептал с жаром в самое лицо Шанене:
— Гетман Хмель послал загоны на Белую Русь. Не сегодня — завтра объявится. Идет сюда храбрый казак Антон Небаба… Гаркуша под Речицей встал… — Доложив руку на плечо Алексашке, заключил: — Тебе надобен коваль — бери!
Шаненя и не посмотрел на Алексашку.
— То, что Небаба идет, мне уже ведомо. Передали люди добрые. — Повернул русую голову, испытующе осматривая Алексашку. — Издалека идешь?