— Кейт никакая не нарушительница! — вдруг взрывается мама. — Она красивая, веселая, умная! Меня распирает от гордости за нее! У моей дочери есть решимость, талант и целеустремленность, и она уже вдвое превзошла и тебя, и меня, и даже наши самые смелые мечты! И я не потерплю, чтобы ты являлась в мой дом и брызгала ядом на мою семью! Ты превратила мою жизнь в ад с момента моего рождения. Я не дам тебе отравить жизнь моей дочери!
Густая краска заливает мои щеки, хотя меня никто не видит. По-моему, я никогда не слышала, чтобы мама вообще давала отпор бабушке Кларе, и уж тем более никогда так решительно не вставала на мою защиту.
Странно. Я знаю, мама действительно любит папу, но сейчас у меня чувство, что это она Супермен, а папа — некая романтичная особа с Криптона. Обычно он заботится обо всем, а она исчезает на заднем плане. Но в последние недели, по мере того как папа становился все более вымотанным и отстраненным, мама набиралась уверенности. Когда папа перестал указывать ей что и как делать, она даже начала сама распоряжаться им! Она не дала ему купить отвратительный «хаммер» (неужели он хочет, чтобы его внуки жили на обугленной скале?) и заняла решительную позицию насчет поездки в Италию, хотя теперь, наверное, все отменится из-за Этны.
У нее классная новая прическа. А еще она ходила со мной по магазинам — не по дурацким супермаркетам, и купила через Интернет шикарное красное платье с запахом, от «Бодена». И еще джинсы-клеш — типа, наконец-то! Приятно посмотреть, как она ради разнообразия начала защищаться.
Все плывет у меня перед глазами. Я хочу видеть маму счастливой. И папу тоже. Уверена, Элла найдет лекарство от его дурного настроения. Может, они с папой даже порвали. Не хочу, чтобы родители оставались вместе лишь ради меня. Все равно я скоро уеду. Мне не нужен такой груз ответственности.
Встаю и спускаюсь вниз. Бабушка врывается в кухню как смерч.
— Твоя мать из ума выжила! — кричит она и, не дождавшись от меня сочувствия, добавляет: — Яблоко от яблони недалеко падает.
К сожалению, бабушкина реплика разбивается о мою спину. Мама сидит возле розария; вид у нее такой, будто она сама не знает, смеяться или плакать.
— Мам? Ты в порядке?
Она улыбается мне сквозь слезы.
— Не уверена.
— Это правда, — спрашиваю, — что Этна — шпионка?
Она с несчастным видом кивает, и я устраиваюсь на ступеньке рядом с ней.
— Но зачем она шпионила? Я думала, она твоя подруга.
Мама закусывает губу.
— Она так и не смогла простить мне замужества. Она считает, это папа виноват, что я забросила живопись.