— Миша, — холодно повторил Алексей Иванович, — зачем ты переполошил людей?
— Люди должны знать правду. Ты от них все скрываешь.
— Я не скрываю. Я не знаю ничего, Миша. И ты не знаешь. Все, что нам известно, это то, что везде одно и то же.
— Не везде, — повысил голос белобрысый.
— Везде, — отрезал Алексей Иванович. — Потому надо действовать вместе и…
— И идти в Сколково, — перебил Мишка. — А если кто-то не способен, то пусть перестанет корчить из себя главнокомандующего.
Он снова обвел взглядом людей, ища поддержки. Не знаю, нашел ли он ее, но совершенно точно заметил нас с Борисом.
Я почувствовал, как меня оценивают. Словно просвечивают рентгеном.
— Новенькие?
— Нет, — подал голос Борис. — Мы уйдем.
— А куртец знакомый, — проигнорировав брата, сообщил белобрысый Мишка. — Видите, что ваш благодетель творит? Пока мы горбатимся, он наше последнее разбазаривает.
По остаткам толпы пробежал ропоток. Алексей Иванович поджал губы, круглое лицо его приобрело угловатость, усы воинственно встопорщились. Он был зол. На Мишку, пытающегося перетянуть на себя одеяло. На нас с Борисом, подвернувшихся так некстати. На себя.
— Мы должны помогать людям, иначе станем скотами, — проговорил он медленно, давя злость.
— Это кто тебе сказал, Иваныч? — Мишка хохотнул и снова оглядел толпу. — Кто тебе сказал, что мы должны сдохнуть, чтобы кто-то мог пожрать? Знаешь, что. Мне кажется, с тобой все ясно. Теперь мы будем делать так, как скажу я.
— Миша, — вмешался знакомый голос, и я заметил стоящего по другую сторону толпы Павла. — Перестань.
— А ты молчи, стручок. Не суйся, дольше проживешь.
— Прекрати, — с тихой угрозой проговорил Алексей Иванович.
Он стоял, как скала. Неколебимый, вечный. За таким, кажется, действительно можно было чувствовать себя как за каменной стеной. Но людям, видимо, этого уже было мало.
— Алексей, — вступился кто-то из толпы, — а Миша прав.
Эта невинная, с первого взгляда, реплика переломила ситуацию. Горстка людей будто взорвалась: загалдела, швыряясь взаимными упреками и выплескивая напряжение. Я тронул пальцами футляр с очками. Захотелось вырваться отсюда и сбежать.
В голове чехардой поскакали мысли. Куртку, кажется, придется оставить. Лишь бы самих отпустили. А то сейчас нас перемолотят и станут жить дальше. Может, как раньше, может иначе — нам-то с Борисом будет уже не важно.
Борис!
Стоявший у меня за плечом, он грубо отодвинул меня в сторону и шагнул вперед, в круг. В руке сверкнул топор.
Сердце пропустило удар.
Братец, да ты спятил…
— Эй ты, фраер, — хрипло сказал Борис, обращаясь к белобрысому Мишке.