— Нет. — Ответ его прозвучал твердо, без малейшего колебания. — Я убедился во всем еще раньше.
— Когда? — Тори удивленно подняла глаза.
— Не могу сказать точно. Так, постепенно. Некоторые детали, отдельные фразы. Твоя увлеченность поэтами романтизма. Роджер их обожал... После того, как с ним случился последний удар, он только и делал, что целыми днями читал поэзию. Потом, стихотворение, строки которого ты процитировала в тот день в долине, было его любимым.
Так вот почему он тогда едва не врезался в изгородь!
— Но даже если бы у меня еще оставались какие-то сомнения, то фотография матери Роджера, Виктории, твоей прабабки, рассеяла их. Кстати, тебя назвали в ее честь.
— Это она надписала ту книгу, которую ты дал мне почитать?
— Которую я тебе отдал: она больше твоя, чем моя.
Тори удивило, что он так сказал. Хотя, с другой стороны, она все же наследница по прямой, тогда как он...
— Похоже, тебе от прабабки досталось не только имя. — Винс выдержал паузу, интригуя Тори. — На той фотографии ей лет двадцать пять, не больше. Но она вся седая. Как и ты.
— Правда? — просияла Тори, но тут до нее дошло, что он мог бы сказать ей это и раньше. — Почему же ты молчал?! — с возмущением воскликнула она.
— Может, потому, что ты сама вела себя соответственно... Вбила себе в голову, что я считаю тебя самозванкой и, как бы ты ни старалась, меня не переубедить. А может... — Винс схватил Тори за плечи, не давая ей отстраниться, — потому, что мне нравилось тебя злить, — признался он. — Я думал, что ты заявилась сюда, чтобы отхватить свою долю наследства. Вот я и решил, что ты заслуживаешь, чтобы как следует над тобой поизмываться. Тем более после всего, что пришлось выстрадать Роджеру.
Да, Винс был очень привязан к Роджеру. И именно из-за него так паршиво отнесся к ней.
— Мерзавец, — выдавила она.
— Не отрицаю, — согласился он и улыбнулся.
Он знал, что Тори несмотря ни на что, бессильна перед ним. И, вероятно, чтобы доказать себе... и ей, что она не способна ему сопротивляться, он наклонился и нарочито нежно поцеловал ее в губы. Уже не владея собой, Тори прижалась к нему. Их поцелуй длился целую вечность — с нарастающей, ненасытной страстью, которая упорно рвалась наружу.
Винс был единственным, кто остался из ее семьи. Вот почему ей так хотелось, чтобы он любил ее. Теперь Тори это поняла. И она поняла кое-что еще: одной братской любви ей мало. Она жаждет большего...
Винс неожиданно оборвал поцелуй.
— Здесь не самое подходящее место. — Он улыбнулся. В первый раз за все это время Тори увидела его искреннюю улыбку. — Давай лучше уедем, пока нас не заметил отец-викарий, а то мы рискуем навлечь на себя его праведный гнев.