Когда же она наконец взглянула на избавителя из глаз потоком хлынули слезы. Она никогда бы не смогла объяснить даже себе, почему она вдруг так разрыдалась в этот момент, и почему внутри вдруг как будто открылась какая-то плотина и слезы полились без остановки, и разумеется, без ее одобрения.
Это правда, что ее левая лодыжка сильно болела, и на какое-то время, которое на самом деле длилось не более нескольких секунд, ее охватила самая безосновательная паника, но сейчас она снова была на ногах и достоинство требовало обратить весь этот инцидент в шутку. Конечно же, когда неразумная Судьба пересекла их пути с Леоном Хансоном в такой злополучный момент, ей совсем не следовало разражаться рыданиями, как испуганной школьнице.
Но она не могла остановиться, закрыла лицо руками, но слезы текли из-под пальцев. Вдруг он прекратил смеяться и резко спросил:
— Вы поранились? Скажите, как вы упали?
— В этом совсем… совсем нет ничего ужасного. Я просто скатилась по склону.
— Но вы ударились? У вас болит что-нибудь?
— Нет, я… Да!.. нет, нет, я не думаю!..
Ее плечи так вздрагивали, что он обнял ее крепко и сжал.
— Прекратите рыдать! — приказал он.
— Я н-не могу, — ответила она, взглянув на него заплаканными глазами, и обнаружила его носовой платок в своей руке.
— Если вы не прекратите рыдать, я вас поцелую! — пригрозил он, и она сразу отпрянула, чуть не задохнувшись, вытерла глаза его платком, а потом, извиняясь, посмотрела на него снизу вверх.
Как будто по мановению волшебной палочки ему удалось чудесным образом остановить поток слез.
— Я думал, у меня получится этот фокус, — проговорил он и снова добродушно улыбнулся.
Вирджиния не могла помешать себе тоже устало улыбнуться.
— Простите, что я так… так выставила себя! — извинилась она. — Ума не приложу, как это получилось!
— Правда? — он смотрел на нее с причудливым огоньком в глазах. — Что ж, если вы на минуту присядете, я осмотрю вашу лодыжку. Кажется, левая нога доставляет вам беспокойство, не так ли?
Вирджиния призналась, что доставляет, и он тщательно осмотрел ее ногу. Там не было слишком большой опухоли, но все же лодыжка была вывихнута.
— Я не думаю, что в ближайшие дни вам много придется кататься на лыжах, — сказал он ей. — Но нет ничего действительно серьезного и, слава Богу, ничего не сломано.
Он стоял на коленях на безупречно чистом снегу у ее ног, и впервые за долгое время она была достаточно спокойна, чтобы в деталях рассмотреть его. На нем была бледно-желтая куртка из мягкой замши, черный шарф, обмотанный вокруг шеи, черные перчатки и черные брюки, заправленные в лыжные ботинки. Он был с непокрытой головой, и волосы блестели, как шелк, под солнечными лучами.