Джордан разжал пальцы и отпустил ее. Странная резкая боль утраты как будто выплыла из воспоминаний и стала страшно осязаемой. В душе словно что-то надломилось.
— Мне всегда было ужасно интересно, скольких мужчин тебе удалось одурачить этим невинным взглядом широко открытых глаз, напускной холодностью… Сколько идиотов теряли головы от любви, не подозревая, что ты их используешь.
Страшный смысл слов доходил до ее сознания постепенно. Герда не могла смотреть на него. Весь ее вид вызывал жалость. Уже не осталось сил защищаться.
— Думай что хочешь, — пробормотала она с горечью.
Блэка явно не удовлетворил ответ. Не скрывая отвращения, он резко произнес:
— Да что тут думать. Я все знаю. Тогда я даже не догадывался о том, какую игру вел Стюарт, зачем ему нужна была ты — глупенькая хорошенькая девчонка. Если бы я только знал, ничего бы не случилось.
Герда, как сумасшедшая, набросилась на него:
— Наверное, тогда ты бы не унизился до того, чтобы заниматься любовью с девушкой своего брата?!
— Тогда ты не была бы девушкой моего брата.
— Жаль, что ты не знал! И зачем я вообще тебя встретила! Тебе бесполезно что-то доказывать, все равно твердишь свое. Ты почему-то с самого начала невзлюбил меня, толком ничего обо мне не зная. Ты был первым мужчиной, кто так целовал меня! И что бы ты ни говорил, ты один из тех, кто сделал меня такой.
— Я? Из-за тех нескольких поцелуев? Тебе не кажется, что немного поздновато для обвинений?
— Но ведь так было! Я возненавидела тебя в тот день! Впрочем, как и себя.
— Возненавидела? — в изумлении воскликнул Джордан. — За то, что я любил тебя?
— Да, за то, что ты позволил мне поверить, что любил меня.
В глазах блеснули слезы бессилия и злобы. Лицо Блэка не выражало ничего, кроме надменного равнодушия.
— А чего же, позволь узнать, ты ожидала? Ты в моих объятиях, целуешь меня — и вдруг отталкиваешь ни с того ни с сего. Ей, видите ли, страшно стало. Какие-то глупые отговорки. Сама оскорбленная невинность. — Он провел рукой по щеке, будто только что получил пощечину, и глянул на нее безжалостно. — Та пощечина, однако, не была слишком убедительной.
Эхо звонкого шлепка донеслось из прошлого и болью отдалось в ушах. Сами собой сжались кулаки. Она должна найти в себе силы защищаться. Сколько можно терпеть несправедливые нападки? Как бы она хотела, чтобы он испытал хотя бы малую долю страданий, которые причинял ей. Но порыв угас в тот же миг, натолкнувшись на неприступную стену глухого безразличия. Просить пощады, взывать к состраданию бесполезно.
Ею овладело горькое отчаяние.