Селиверстов и Коломиец изнывали от скуки. Единственным развлечением за весь день было для них появление у сосны ежа, тащившего мертвую змею. Произошло это часа полтора назад. Увидя перед собой лица людей ― два странных, круглых, белых существа неведомой ему породы, зверек сердито, устрашающе зафыркал, затем замер на мгновение, оценивая обстановку, и, видимо, решив, что связываться с незнакомцами не следует, юркнул в кусты, не выпуская из зубов своей добычи.
Юра Коломиец шутки ради запечатлел это событие. Он нарисовал на первой странице блокнота ежика, изобразив змею в его зубах в виде свастики, а под рисунком вывел красивым четким почерком: «18. 35. Земля. В двух метрах от поста был замечен этот колючий зверь. Обнаружив нас, он бросился наутек и скрылся в неизвестном направлении».
— А ведь знал Ковалишин, где выбрать место для нас, — продолжая скрестись, сказал Селиверстов. — Эти черти спать не дадут. Нет! Вот, холера, куда лезет… Ну, что ты ему скажешь, подлецу!
— Ночью нам тоже спать не придется, — заметил Юра. Он вынул блокнот и начал рисовать на лбу ежика пятиконечную звезду.
— Новости… — удивился Селиверстов. —Это почему же?
— Военная тайна.
Селиверстов зевнул, сорвал несколько ягод голубики, бросил их в рот.
— Ты, Художник, вечно выдумываешь.
— Не выдумываю, а соображаю. Давай спорить. Ставлю часы против твоего компаса и ножичка. Идет?
— Проиграешь…
— Часы будут твои. Только и всего.
— Не спать можно по всякой причине, — лениво сказал Селиверстов. — Вот муравьи кожу погрызли — всю ночь чесаться буду. Ты тоже не заснешь.
— Весь отряд спать не будет… — упорствовал Юра. — Ну, спорим?
— Откуда тебе известно?
— Мое дело.
— Ну, а что должно случиться‑то? — насмешливо допытывался Селиверстов. — Поход? Отход? Нападение?
Коломиец уже рисовал в блокноте голубя с распростертыми крыльями. Он выдержал паузу, достаточную, чтобы разогреть любопытство товарища, и сказал вроде совсем равнодушно:
— Самолеты с Большой земли прилетят, подарки сбросят.
— Ночью? Этой ночью?
— Так точно!
Селиверстов сложил губы трубочкой, протяжно свистнул.
— Вот дает! Тебе что, сам Бородач сказал?
— Не обязательно. Голову на плечах надо иметь.
— Штукарь ты, Художник. —Селиверстов задвигал всем телом, стараясь улечься поудобнее. — Ладно… Может, я всхрапну все же на один глаз. Секундок так на девятьсот. Ты, гляди, не засни. Если что‑нибудь — разбудишь.
— Давай жми полным ходом, — согласился Коломиец. Нарисовав голубя, Юра написал внизу: «20. 28. Воздух.
Пролетел голубь». Получилось очень уж коротко и неинтересно. Чтобы придать записи шутливую серьезность, боец решил дополнить ее указанием высоты, направления и скорости полета голубя, описанием окраски оперения, однако сделать этого он не успел ― со стороны дороги послышались голоса.