– Это невозможно!
– Я буду жаловаться! У меня есть связи!
Я победила, они проиграли. Я вышла в коридор, у кабинета завуча торчал мой недоросль.
– И че? – с олимпийским спокойствием спросил он.
– Ниче! – рявкнула я. – При чем здесь корова?
– Ржачно! – Мой недоросль заржал как жеребец.
– Еще раз сорвешь урок, – я приблизила к нему лицо, кипя от гнева, – кабинет твоего отца будет в твоей комнате!
– Не выйдет!
– Хочешь, чтобы выпали зубы?
Мне зааплодировали. Я обернулась; завуч вырезала на мне клеймо Павлика Морозова.
Я пригласила Бухарину в кафе. Мне надо было кому-нибудь пожаловаться. Почему не лучшей подруге? К тому же надо вытаскивать Бухарину из бесконечной депрессии.
– У нас порочная система образования. Оценки по поведению заменяют знание предмета, – сказала я. – Знаешь, что сегодня случилось?
– Что? – промычала Бухарина набитым ртом. Я горестно вздохнула и рассказала о школьных мытарствах моей кровинушки.
– Ерунда! – резюмировала Бухарина. – Все намного хуже. У нас ужасная школьная программа.
– Отличная. – Я вспомнила пестики, тычинки и презервативы.
– Патриотичная! – захохотала Бухарина, на нас оглянулись. – Вообрази, что случилось с моим Шуркой.
Я махнула рукой. Бухарину все равно не переговорить. Бесполезное занятие. Давно поняла.
Я вдруг засмеялась и быстро отвернулась. Вспомнила Капитана из Ольгиной труппы дзанни. Они с Бухариной чем-то близки. Если ее обрядить в военный костюм, получится солдат Джейн, воюющий со всеми на свете – бывшим мужем, его любовницей, всеми мужчинами, борцами за нравственность, телевидением, школьной программой… С самой собой, в конце концов. Они даже внешне похожи с Ольгиной куклой! Стоит только убрать усы и бородку. Вылитая Бухарина!
– Ты меня слушаешь? – подозрительно спросила Бухарина.
– Слушаю и воображаю. – Я перестала смеяться и приготовилась внимать.
И Бухарина рассказала мне эпизод из жизни ее восьмилетнего сына Шурки.
– Мам, у нас завтра урок патриотизма, – жуя, сообщил он.
– Чего? – поразилась она.
– Патриотизма.
– Закрой рот и прекрати чавкать, – машинально сказала Бухарина. Ее сын жует и чавкает, как Троцкий.
– Надо рассказать какую-нибудь историю. Патриотическую, – пояснил Шурка. – А я не знаю, какую.
– Читать надо больше, – сварливо сказала Бухарина. – Может, хоть одна мысль явилась бы в твою голову.
– Я не нотаций прошу, а помощи, – заявил восьмилетний сын Бухариной. Совсем как взрослый. В голову Бухариной вломился Павка Корчагин, и у нее свело зубы.
– Островский – хороший человек, у него была тяжелая жизнь, не в пример моей, – застенчиво призналась мне Бухарина. – Но я с содроганием вспоминаю уроки литературы. Мы разбирали писателей по косточкам, как грифы. Что хотел сказать? Зачем хотел? Каков социальный контекст? Как основная идея соотносится с мироощущением народа? Я до сих пор не могу открыть книги известных, очень хороших писателей. Меня по сию пору от них тошнит. Я даже не знаю, потянет ли меня когда-нибудь перечитать их после школы. Теперь министерство образования решило добить патриотизм. Разобрать по косточкам до оскомины на языке. Вообрази!