— Теперь вы собираетесь прочесть мне лекцию о том, как себя вести, мадам? Тогда я оставлю вас с моим собственным вопросом. Почему мне все время хочется быть как можно дальше от вас? — Он запустил руку в волосы и возмущенно посмотрел на нее.
— Вам не обязательно кричать на меня, Джеред, — тихо сказала она. — И я прекрасно знаю ответ, если вам это хочется знать. — Она смотрела на него с этой слабой улыбкой, играющей на ее губах. Той самой, которая была способна разъярить его.
Он поднялся по лестнице следом за ней, открыл дверь в свои покои и обернулся через плечо.
— Очень хорошо. И каков же ответ?
— Вам плохо из-за того, что вы поступили неосмотрительно, и ваша совесть беспокоит вас. Почему вам не пришло в голову избегать меня сегодня вечером? Знаете, какая моя самая любимая цитата из «Оперы нищих», Джеред? «Удобное состояние вдовства — единственная надежда, которая поддерживает дух жены».
Он покачал головой и закрыл за собой дверь. Возможно, с большей силой, чем было необходимо.
— К черту все!
— Прошу прощения, сэр?
— Ничего, Чалмерс. Просто я оценил собственную жизнь.
— Я что-нибудь могу для вас сделать, сэр?
— К сожалению, нет, — ответил Джеред, развязав и стянув галстук и подавая его камердинеру.
— Как скажете, сэр.
— Можешь идти, Чалмерс, — резко сказал он, шагая к двери своей спальни. Он открыл ее, не оглядываясь, чтобы убедиться, выполнил ли слуга его приказ. Да и зачем? Неподчинение ему означало увольнение. Его слуги понимали природу его неограниченной власти. Какая жалость, что его жена еще не научилась этому.
Его совесть беспокоит его? Ему плохо? Он снова захлопнул дверь, но хотя это и доставило ему какое-то удовлетворение, оно не смягчило мучительное подозрение, что Маргарет Мэри Тереза Эстли Мэндевилл была права.
— Вы редко приезжаете в Лондон, дядя, — заметил Джеред. — Должен ли я предположить, что вас привело сюда неотложное дело? — Он вошел в свою библиотеку, раздраженный тем, что тот занял кресло за его письменным столом. Это был рассчитанный жест, властный, и оба мужчины понимали его.
— Ты прав, — ответил Стэнфорд Мэндевилл, пристально глядя на него. Уже не первый раз на него смотрели вот так, как будто он был каким-то интересным насекомым, которое только что увидел его дядя. Он должен разглядеть его перед тем, как раздавить сапогом.
Если не считать сестры, Стэнфорд был единственным во всем мире родственником Джереда. И все же между ними всегда существовала напряженность. Джереду было пятнадцать, когда умер его отец. Он был достаточно маленьким, чтобы нуждаться в любви, и достаточно большим, чтобы делать вид, что ему это не нужно. И хорошо, потому что не получил этого. Только бесконечное повторение жалоб, которые произносил его отец. Правду сказать, были моменты, когда ему казалось, что тот вовсе даже и не умер.