Он разглядывал листок, где были записаны слова, и как будто не слышал вопроса, но немного спустя неохотно сказал:
- Кармел приехала сюда из Испании. Я знал ее совсем недолго. Что было с ней на родине, я не знаю, многое могло случиться, но она мне ничего не рассказывала.
Памела улыбнулась и спрятала листок.
- Хорошо! - согласилась она. - Но уж это-то вы можете мне сказать? Когда вы впервые познакомились с Кармел, какой она была? Нежной и любящей?
- Так мне казалось.
- А что вы можете сказать об ее порывистом нраве, об ее выходках? Действительно она вела себя так безобразно, как все здесь рассказывают?
Священник улыбнулся:
- Однажды я видел, как Кармел вышла из себя - рассердилась на мою экономку. Тогда она больше всего напомнила мне обиженного плаксу - ребенка.
Услышав тяжелые шаги Лиззи на лестнице, я побежал к ней навстречу и взял у нее из рук увесистый поднос. Я уже слышать не мог этих расспросов Памелы. К чему они? Какое мне дело, бросила Кармел в Испании ребенка или нет? Ведь мы оставляем дом не из-за Кармел и ее рыданий.
Лиззи приготовила для отца Энсона чай с бутербродами и целое блюдо картофельных пирожков. Он, видно, был голоден, потому что не сумел скрыть удовольствия при виде поставленного перед ним угощения.
- Ну, Лиззи, - сказал он, лукаво сверкнув глазами, - а я только сейчас размышлял, какая вам положена кара за сплетни, да, видно, придется вас простить.
Она засмеялась:
- Вот уж кто сплетник, так это Чарли, отец, а если мы и сделали что не так, я не жалею, раз вы сегодня здесь. Осторожно с пирожками, масло с них так и течет. Вот вам салфетка, положите на колени.
Пока отец Энсон наслаждался трапезой, Памела терзала его нетерпеливыми расспросами. Она была крайне возбуждена и не слишком заботилась о выражениях:
- Родди! Мы с тобой были слепые, как кроты! Это Кармел была любящей, доброй и сердечной, а Мери, - голос у Памелы зазвенел от презрения, - Мери была холодной, жестокой, самодовольной ханжой.
Отец Энсон посмотрел на нее с упреком.
- Дочь моя! De mortius…26
- Вы согласны?
- Господи, Памела! Чего ты добиваешься? - вмешался я. - Ведь Мери все здесь обожали, только что кумира из нее не сотворили!
Священник кивнул:
- Мери Мередит внушала людям восхищение, - сказал он.
Лицо Памелы стало суровым.
- Мери Мередит, - отчеканила она, - была самонадеянная лицемерная эгоистка.
Отец Энсон изумился:
- Но почему вы вдруг решили так жестоко судить ее?
- Отец Энсон, что бы вы сказали о женщине, которая оставляет плачущего от страха ребенка в темноте и не разрешает зажигать в детской свет?