- Я знал мать Стеллы. Могу даже сказать, - он поколебался, - что мы были друзьями. Я не сумел выполнить свой долг в отношении Стеллы, не нашел пути к ее сердцу. Я должен был навещать ее и в дальнейшем собираюсь навещать непременно, а сейчас мне важно узнать, согласитесь ли вы и мисс Памела провести в доме экзорсизм, если мне удастся склонить Стеллу к необходимости его применения?
Я был огорчен. Мне нравился отец Энсон, и я с удовольствием сохранил бы дружбу с ним, но что я мог ему ответить? Если уж говорить, то только начистоту. За долгие годы его старые глаза научились разбираться в характерах и слабостях людей; за любыми рационалистическими рассуждениями и напускной претензией он видел все того же сына Адама - дитя первородного греха.
Я рассказал ему примерно то же, что и Максу, объяснил, что происходит со Стеллой, повторил прогнозы доктора Скотта. Священник был удручен, он склонил голову на грудь и зашептал молитву.
- Простит ли меня Господь? - проговорил он упавшим голосом. - Неужели я опоздал?
- Но разве вы можете считать себя ответственным за все это?
Отец Энсон промолчал. Чтобы отвлечь его, я начал рассказывать о нашем сеансе и только хотел описать транс, в который впала Памела, как вошла сияющая Лиззи с поручением от сестры - та надеется, что перед уходом отец Энсон найдет минутку навестить больную. Мы сразу поднялись к ней в спальню.
Памела в красивой кружевной кофточке уже сидела в постели. В. комнате было уютно, горела лампа, а задернутые занавески на окнах отгораживали нас от ненастья во дворе. На постели у Памелы были разбросаны листы нашего дневника. Памела радостно поздоровалась с отцом Энсоном и сказала, что уже совсем здорова и потрудилась на славу.
- Вы знаете испанский, отец? - спросила она.
Действительно, как это мне не пришла в голову такая возможность!
- Знал когда-то, - ответил священник.
Памела дала мне записи Ингрема.
- Ты помнишь, Родди, как звучали эти слова? Попробуй прочесть их. Отец Энсон, - объяснила она священнику, - вчера я произносила эти слова, когда была в трансе.
Он укоризненно покачал головой. Но глаза его загорелись, и он весь превратился в слух, когда я, стараясь выговаривать каждый слог как можно точнее, прочел: «nina mia, chica, guapa» и другие слова. Отец Энсон взял листок у меня из рук.
- Это просто ласкательные обращения к ребенку, уменьшительные, вроде «милочка моя», «крошечка моя», «малышка» - так мать разговаривает с ребенком.
У Памелы блестели глаза.
- Так я и думала! - Она взглянула прямо в лицо священнику и спросила: - У Кармел был ребенок?