- «Детская» звучит нелепо, - сказала вдруг сестра. - Придется называть ее «желтая комната».
- Попробуем.
Но сам я был готов держать пари, что комната так «останется «детской».
Лиззи шествовала по коридору, неся дымящееся блюдо. Я принюхался и ощутил аромат, знакомый по давно ушедшим в прошлое праздникам, когда она нас баловала.
- Сырное суфле! - воскликнул я
- Оно самое, - радостно отозвалась Лиззи - И быстренько беритесь за него, не то я опрокину его на себя.
Завтракали в гостиной. Занавески были подняты Лиззи вся лучилась, когда мы уселись за стол, залитый солнцем. Театрально взмахнув рукой, она открыла крышку.
- Вот теперь, - заявила она, - можно сказать, что мистер и мисс Фицджералд у себя дома.
Для каждого писателя любое занятие, не связанное с его иссушающей мозг профессией, представляется приятным бездельем. Я устроил себе праздник, превратил оранжерею в столярную мастерскую и трудился там, как каторжный, орудуя пилой, рубанком, стеклорезом, кистями и красками, я отрывался, только чтобы поесть, выспаться и искупаться. В детской стрекотала швейная машинка Памелы. В альковах и в углах вставали шкафы и появлялись полки. Мы еще никогда так не наслаждались жизнью. На десятый день после моего приезда «Утес» внезапно превратился в жилой дом. Переходный период закончился, когда мы укрепили на лестнице последний прут. Чтобы полностью насладиться достигнутым, мы вышли из дома и снова вошли в парадную дверь. Это был самый очаровательный на свете холл. Синий ковер, ажурные, мерцающие, словно сапфиры, соцветия дельфиниумов, отливающие то синим, то розовато-лиловым, и просвечивающая сквозь них слоновая кость стен и лестницы. Солнце, заливавшее холл через полукруглое, как веер, окно над входной дверью, играло на старинных часах, на медных шарах и на металлической грелке, оставшейся нам от прежних хозяев.
- Как могло случиться, что такой дом столько лет пустовал? - спросила Памела, ни к кому не обращаясь.
- Если когда-нибудь мы захотим с ним расстаться, - ответил я, - то из-за Джессепов и им подобных не сможем ни продать его, ни сдать в аренду.
Памела постучала по дереву.
- Родди! Не говори так!
- Влюбилась? - спросил я.
- Безнадежно. Не завидую тем, кто захочет меня отсюда вырвать! Буду вопить нечеловеческим голосом!
Вечером стало прохладно, и мы с полным основанием впервые разожгли в гостиной камин. В нем пылали поленья из нашего собственного леса, и комната наполнилась приятным сельским запахом. Расставив книги по местам, задернув наши старые шторы из золотистого бархата и включив все лампы, мы предались праздности. Как всегда, рабочий стол Памелы оказался завален вырезками из газет и журналов, их предстояло наклеить для ее картотеки. Это хобби Памелы я всячески поддерживал, полагая, что оно весьма полезно для сестры журналиста. Мне же предстояло написать рецензию для рассказа Де Ла Мэра