Чайник действительно был пустой.
Подул на оконное стекло, нарисовал икс, звездочку, скрипичный ключ. Свастику не стал.
Они вышли, только когда повалил пар из носика.
– Тебя что, пинком выставить отсюда? – спросила она мой затылок, подойдя в упор.
Я еще подул на стекло и нарисовал смеющуюся рожицу с ушами. Потом обернулся и посмотрел Але через плечо.
Слатитцев стоял в проеме дверей.
– Аль, у тебя же хороший вкус, – сказал я. – Ты... Вот ты знаешь, как я с ним познакомился?
– Иди вон, я тебе сказала! – повторила Аля.
– Ну-ка, рот закрыла! – вдруг заорал я и сразу увидел реакцию в ее глазах: боится. – Сядь на место, – велел ей, и она действительно села за кухонный стол.
Слатитцев мужественно поиграл бровями, но вовремя не успел отреагировать на мое поведение, а когда собрался, я уже наливал себе кипятка. Пришлось ему дальше молчать.
– Там был большой литературный семинар для начинающих... э-э... литераторов, – вполне домашним тоном начал я рассказывать Але. – Все молодые, у всякого можно рассмотреть незримое павлинье перо в пояснице... И у меня тоже. Наш друг Слатитцев повсюду ходил со своей рукописью и немедленно начинал читать ее вслух любому, кто спрашивал, что это, мол, у тебя. Но лично я запомнил этого человека раз и навсегда однажды вечером, когда после завершения всех занятий сотни полторы относительно юных дарований понемногу собрались в местном, весьма обширном кафе. Слатитцев был великолепно выбрит, с эдакими тонкими усиками, в отлично выглаженной рубашке, даже, кажется, в галстуке... в начищенных туфлях! Единственно, что несколько смущало в его наряде, – он был в синем, махровом, с начесом, трико... и оно было, знаешь, так высоко подтянуто, выше пупка. Можешь себе представить? Белая рубашка, застегнутая на самую верхнюю пуговицу, галстук, туфли и это трико, которое подчеркивало и очерчивало все основные достоинства Слатитцева.
Чай я заварил прямо в чашке.
– Слатитцев, на тебе трико сейчас нет под брюками? – поинтересовался я, подув на воду.
Он открыл рот с чмокающим звуком, как будто вскрыли бутылку пива, но опять промолчал, глядя почему-то мне в шею.
Я высыпал в кипяток одну ложку сахара и помешал, глядя, как крутится заварка. Когда заварка осела, она стала напоминать женский лобок на дне стакана.
Аля, не заметил как, извлекла откуда-то виски, налила себе полстопаря и залпом выпила.
– Жалкий урод, – сказала она с той гримасой, что помогает пережить алкогольную горечь в горле. – До сих пор не снял свое обручальное кольцо, ходишь в нем. Лучше б ты синие трико носил... Лучше б ты синее трико носил на руках и голову в него засунул, понял?