Внезапно самолет несколько раз вздрагивает. «Попали, гады… Все-таки попали…», – мелькает мысль. Мотор, к счастью, еще тянет и, выходя с пологим снижением из пикирования, Михаил поворачивает к линии фронта. Немецких истребителей рядом нет, а вспухающие рядом зенитные разрывы быстро редеют и вскоре обстрел прекращается. И все же положение трудное: самолет горит, а внизу немцы…
Он тянул сколько мог. В кабину откуда-то снизу вскоре прорвался удушливый дым, а затем и пламя. Взгляд на указатель скорости: 170 км/ч… Еще три-четыре минуты и будет линия фронта, но пламя нестерпимо горячее… Черт побери, как медленно бежит секундная стрелка по циферблату… Наконец, все, можно прыгать…
…Пехота занимавшая позиции внизу видела, как рядом с появившимся с запада одиноким горящим И-16 в синеве неба вспыхнул ослепительно белый парашютный купол. Ветер понес его на восток, но вскоре стало ясно, что приземлится он на «нейтралку». С немецкой стороны по спускавшемуся пилоту поначалу ударили пулеметы, но затем «фрицы», видимо, решили, что летчика удастся взять в плен и огонь прекратили, начав готовить группу захвата.
Среди советских пехотинцев тоже царило оживление. «Не выдавай «летуна», славяне!..», неслось по траншеям. Отшвыривая самокрутки и оставляя котелки с недоеденным борщом, солдаты, подхватывая оружие, накапливались в передовом окопе. С батальонного НП уже корректировали заградительный огонь минометов, который должен был отсеч немцев.
…Удар о землю был довольно жесткий и в глазах потемнело от боли. Михаил упал набок и попытался расстегнуть лямки привязной системы. Новый приступ боли замутил сознание и тут только он понял, как сильно обгорели руки. Сжав зубы он все-таки расстегнул карабины, но вытащить из кобуры ТТ, сил уже не хватило. Сознание меркло, и словно сквозь ватную пелену до него долетали звуки разгоравшегося вокруг боя. «Браток, давай сюда», – услышал он призыв сквозь треск автоматных очередей и разрывы мин. Группа пехотинцев уже рядом, но ползти он не мог, и тогда, уложив летчика на плащ-палатку, бойцы поволокли его к своим окопам, откуда вскоре отправили летчика в медсанбат.
Между тем, вернувшиеся из боевого вылета товарищи доложили, что самолет старшего сержанта Кибкалова был сбит над целью зенитным огнем, и в документах 265-го истребительного авиаполка появилась запись «не вернулся из боевого вылета, пропал без вести». Поскольку родители Михаила находились на оккупированной территории, то сообщить им об этом было невозможно.
Из полевого медсанбата Михаила отправили в глубокий тыл. Ожоги и пулевое ранение заживали медленно. Вдобавок, в госпиталях неважно кормили, а потому выздоровление затянулось до осени. Но даже после того как раны затянулись медицинская комиссия признала состояние пилота неважным, а потому его отправили на краткосрочные командные курсы при Академии Жуковского, медкомиссия которой, после повторного обследования здоровья Михаила, определила его в так называемый «откормочный пункт». Это было что-то вроде дома отдыха, где в полном соответствии с его названием откармливали пилотов после скромных госпитальных норм.