Столкнувшись с «некоторою тайною мира в истории», Розанов, «весь в трепете», в работе «Война 1914 года и русское возрождение» напишет далее:
«Сила — вот одна красота в мире… Сила — она покоряет, перед ней падают, ей, наконец, молятся… Молятся вообще «слабые», «мы», вот и я на тротуаре… В силе лежит тайна мира, такая же, как «ум», такая, как святость… И во всяком случае, она превосходит искусство и изящное… Голова была ясна, а сердце билось. Как у женщины. Суть армии, что она всех нас превращает в женщин, слабых, трепещущих, обнимающих воздух».
Нельзя не воздать должное редкому таланту Розанова к двуполости. Эта впечатлительность и способность утром вдохновенно поклоняться одному богу, а вечером пламенно падать ниц перед другим богом поражала в Розанове и Вл. Соловьеве их современников. Но эта изломанность, утонченность, переимчивость и как следствие этого — иногда замечательные прозрения эпигонов, чаще замечательная путаность. Словом, дети декаденса, по-русски — разложения.
Поразительно у Розанова это — «не по-русски» провожать на воину отборные части русского воинства и не постигнуть при этом жертвенного подвижничества русского солдата и его места в отечественной истории, не почувствовать: не на «возрождение России» их посылают, а на погибель. Никогда уже преображенцам и семеновцам, создавшим этот прекрасный на земле город, не вернуться домой. Никто из них, этих салонных философов конца века, не любил Россию. Все они, как и Блок, любили не Россию, а тему России. А тему любили до обожания, экзальтации и видения. Но дело России (как понимают англичане «дело Британии») и тема России трагически разошлись уже на вечерах славянофилов. Народ остался сиротой без учителей и без иного пути. А дух отвлеченности и темы, бесплодный, окаянный дух, ослепил и увел самых чистых.
Теперь передо мной шли лучшие сыны «дела России», но с той поры брошенные на произвол судьбы всеми учителями. Новые поводыри у них отняли даже отвлеченную «тему России» и заменили ее на пролетарскую всемирность, которую социалисты-атеисты позаимствовали у Достоевского и Вл. Соловьева. Всемирность, размазанность, безграничность — другое название смерти и безбожия. Бог — это мера. Самоограничение рождает монаха, мастера и солдата. Без самоограничения нет ни культуры, ни личности, ни державы. Где нет границ, там нет державы. Главное дело сатаны размывать, разрушать и стирать границы. Граница, как мера, быть может, самая главная философская категория на земле.
Сейчас Россия стала перед новым тысячелетием. Уже и глава государства, и Съезд допускают многопартийность. Можете ли вы представить, чтобы командир полка был в одной партии, его заместитель — в другой, а начальник штаба — в третьей партии. Такая неразбериха невообразима даже для нашего видавшего виды Отечества. Легче всех, думал я, стоя у обочины, перестроиться в стране вот этим офицерам. Они всегда были однопартийны. Со времени юной языческой России они поклонялись одной религии — верности своему народу.