Мы получили посадочные талоны, влезли в автобус, проехали немного по летному полю и выгрузились перед весьма хлипким на вид самолетиком. Самолетик поблескивал на солнце крыльями, залитыми противообледенительной жидкостью. В салоне было всего тридцать посадочных мест, мы сели по разные стороны от прохода, и Саманта сразу же отвернулась к окну. За окном техник поливал из шланга лопасти винта.
– Ненавижу летать, – сказала она.
Я не придал значения ее словам. А кто любит? Особенно по нынешним временам. И зря не придал. Надо было слушать внимательнее. На каждом «ухабе», а в таком самолетике их чувствуешь все, Саманта вцеплялась в ручки кресла. Лоб у нее покрылся испариной.
– Эй, ты как там?
Саманта сильно побледнела.
– Ничего. Ненавижу летать!
– Хочешь водички?
– Не надо, спасибо.
Самолет провалился в яму, и Саманта опять напряглась.
– Вообще-то я не такая трусиха, – сказала она. – Это я после смерти Йена начала бояться.
Я быстро просчитал возможные риски и взял ее за руку, надеясь, что не совершаю роковой ошибки. Она вцепилась в меня и не отпускала весь полет. Нет, один раз отпустила – мимо нас ехала тележка с напитками.
Про Олбани[41] я почти ничего не знал, помнил только, что, по словам Эда Коча,[42] в городе не было ни одного приличного китайского ресторана. Как только мы выехали из аэропорта, я сразу осознал его правоту. Чувство ложной интеллигентности заставило нас сделать круг почета вокруг местного капитолия, и выяснилось, что это аляповатое красно-белое страшилище, тщетная попытка возвести во всеми забытом городе архитектурный шедевр. Вообще, первые ньюйоркцы могли бы и подумать немножко, прежде чем выбирать этот городишко столицей своего штата. То, что триста лет назад казалось очевидным преимуществом, – бобры тут водились в изобилии, и их шкурки было легко добыть – утратило в наши дни свою значимость. А вот международным культурным и финансовым центром город так и не стал.
«Зеленые сады» располагались на другом берегу Гудзона, недалеко от шоссе 151. Мы проехали через унылые пригородные районы. На окнах домов все еще красовались рождественские гирлянды. Возле очередной развилки двое взрослых мужчин наблюдали за третьим, который, быстро переступая ногами по шине от грузовика, катил ее по автостоянке задом наперед на манер циркачей. Я пустил Саманту за руль, только убедившись, что она уже достаточно успокоилась после полета и снова стала вредной и занудной. Полдороги она развлекала меня рассказами про кошмарные выходные.
– Мама по ошибке назвала Джерри отцовым именем.