Эдуард отвешивает поклон – польщенный и рассерженный.
– Не верьте ничему, что он болтает, фрейлейн.
– Даже твоему имени и фамилии? – спрашиваю я.
Герда улыбается.
– Вы биллионер? Как интересно!
Эдуард вздыхает:
– Просто деловой человек со всеми заботами делового человека. Не верьте вы этому легкомысленному болтуну! Но вы? Прекрасное лучистое подобие божье, беззаботное, словно стрекоза, парящая над темными прудами меланхолии…
Я ушам своим не верю и смотрю на Эдуарда, вытаращив глаза, словно изо рта у него вылетели золотые монеты. Герда сегодня как будто обладает магической привлекательностью.
– Брось свои выкрутасы, – говорю я. – Эта дама сама артистка. И разве я темный пруд меланхолии? Лучше скажи, где же гуляш?
– Я нахожу, что господин Кноблох выражается очень поэтично! – Герда смотрит на Кноблоха с простодушным восхищением. – Как вы еще находите время для стихов? Ведь у вас такой большой ресторан и столько кельнеров! Вы, вероятно, очень счастливый человек! Такой богатый и к тому же талантливый!
– Да вот нахожу, нахожу… – Эдуард сияет. – Значит, вы тоже артистка? – Я вижу, что в нем вдруг просыпается недоверие. Без сомнения, В его памяти проходит тень Рене де ла Тур, как облако, закрывающее луну. – Я хочу сказать – серьезная артистка, – добавляет он.
– Серьезнее, чем ты, – отвечаю я. – Да фрейлейн Шнейдер и не певица, как ты вообразил. У нее львы прыгают через обруч, и она ездит верхом на тиграх. А теперь забудь о полицейском, который в тебе сидит, как во всяком истинном сыне нашего возлюбленного отечества, и дай нам поесть.
– Львы и тигры? – В глазах Эдуарда изумление. – Это правда? – обращается он к Герде. – Этот молодой человек так часто лжет.
Я под столом наступаю ей на ногу.
– Да, я выступала в цирке, – отвечает Герда, не понимая, что тут такого интересного. – И теперь опять возвращаюсь в цирк.
– Какое у тебя сегодня меню, Эдуард? – нетерпеливо осведомляюсь я. – Или нам нужно сначала представить всю свою автобиографию в четырех экземплярах?
– Я сейчас сам обо всем позабочусь, – галантно заявляет Эдуард, обращаясь к Герде. – Ради таких гостей! Волшебство манежа! Ах! Вы должны извинить господина Бодмера за его причуды. Он вырос в годы войны, среди торфяников и обязан своим образованием истеричному письмоносцу.
Переваливаясь, Эдуард уходит.
– Видный мужчина, – замечает Герда. – Женат?
– Был женат. Жена от него сбежала, он слишком скуп.
Герда ощупывает материал скатерти.
– Наверно, была дура, – говорит она мечтательно. – А мне нравятся бережливые люди. Они умеют сохранять свои деньги.