Влюбленные в меня старики-сибиряки, у которых после освобождения я стояла на квартире, находили во мне, как у постоялки, только один недостаток: «ж… кипяченой водой моет!». Таков был уровень цивилизации простого сибиряка в 40–50 гг. И вот для таких людей мы играли в нашем театре — школе понимания жизни, страдания, прошлого в исторических пьесах, впечатлений эстетических.
Неискушенные зрители были прекрасны. Никогда я не видела столь сильного эмоционального воздействия. Все принималось за истинное. Это здесь в «Коварстве и любви» в Вурма бросили из зрительного зала кирпичом. Я сама, играя в «Поздней любви» хитрую и подловатую старуху, слышала из зрительного зала злобное шипение: «У-у, с-сука!» Такими же возгласами сопровождалось исполнение мною роли Джен (из «За вторым фронтом»), предавшей советскую летчицу ради целости своих заводов. Муки совести Джен я передавала в немой сцене, стоя к зрителям спиной, но по злорадным восклицаниям из зала понимала, что играю верно. Энтузиасты театра бросали нам букеты, их подхватывали, как водится, «первые сюжеты», но однажды букет попал мне чуть ли не в лицо. Бросившие малолетки прибежали за кулисы с оригинальным «извинением: «Мы вам бросали, а то те с…, все себе хватают, вот мы и бросили прицельно: вам!»
Весна. Драматическая и концертная труппы в сборе. В актерском общежитии для женсостава труппы (бараком этот домик не назовешь!) повсюду разбросаны принадлежности дамского туалета. Пахнет духами. Их, как и наряды, присылают артисткам из дому в посылках… Артисткам это разрешают.
У ворот Маргоспиталя меня встретила очаровательная девушка с поразительным тембром голоса. Тамара Самолетова. Сидела она за то, что была женою американского офицера, аккредитованного в Москве после войны. В один прекрасный день он — исчез, ее «взяли». Без суда.
Режиссер театра приветливо поднялась навстречу: «Простите, руки не подаю: лак на ногтях не высох…» Лак… Где я? Что я?
Вечер. Целый день были репетиции. Сегодня спектакля нет, и мы свободны. Запах кулис. Актерские страшные сны: не знаю роли… Нас уже немного. Иностранные «звезды» уже взяты на этап. Среди них была венгерская знаменитая балерина Долли Текворян, о которой поминает Солженицын, премьерша Таллинской оперетты Герда Мурэ. Остались преимущественно актеры провинциальных театров и наиталантливейшие самодеятельники-бытовики (то есть не политические) с небольшой прослойкой одаренных бывших блатнячек, отпущенных «толковищем» паханов в театр на обучение искусству и работу.
Позднее узнала я, что такие лагери для специалистов называются «шарашками».