— А это поцелуй Мэрфи.
— Понятно, — он достал носовой платок и вытер с губ помаду.
— Было не очень больно?
— Нет.
— Зак…
— Может, вернемся в дом?
Она бросила на него пристальный взгляд и совсем по-девчоночьи выпятила нижнюю губу:
— Конечно! Конечно, давайте вернемся.
Она оставила его с доктором Рейтерманн и пошла налить себе выпить. Он наблюдал, как она пересекала комнату. Бородатый поэт остановил ее и пожаловался на виски. По всей видимости, виски тоже разрушали культурный потенциал Америки.
— Это правда, мистер Блейк? — спросила его доктор.
— Если вы Инга, то зовите меня Зак, — попросил он.
— Зак, извините. Так это правда?
— Что правда?
— Что правительство размещает на этом острове пусковую ракетную установку?
— Не знаю.
— Это могло бы быть интересным, не находите?
— Я… я тоже так думаю, — он посмотрел на женщину более внимательно.
— Не смотрите на меня так, Зак, — прыснула она. — Я не русская шпионка. Я была в Берлине всего два дня на консилиуме по поводу одного сердечного заболевания. Я, видите ли, кардиолог.
— Я не знал.
— Так вот, я должна заявить, что размещение здесь, в песчаных дюнах, пусковой установки может иметь просто катастрофические последствия. Вы не согласны?
— Согласен, — он вдруг подумал, давно ли появились эти планы относительно размещения пусковой установки? Не с прошлого ли лета?
— Я должна сказать об этом тому парню, романисту. Как называется его последняя книга?
— «Пиратское золото», — ответил Зак с отсутствующим видом.
— Что-нибудь о морских грабежах?
— Нет. О большом бизнесе.
— Он известен в этой стране?
— Да.
— В Германии он не известен, — решительно заявила доктор Рейтерманн. — Но он может подумать, что все это выдумано, притянуто за уши. Я не могу даже предположить, что на этом прекрасном острове может идти речь о каких-то шпионах, а вы?
— Не знаю, — Зак пожал плечами.
— Но, опять же, ведь повсюду насилие, разве нет? Эта индианка сегодня…
В его мозгу как будто вспыхнула сигнальная ракета. С небрежным видом он прикурил сигарету:
— Какая индианка?
— А вы разве не слышали? Кто-то убил индианку в Гей-Хэд. Полиция ведет расследование. По радио передавали, да. Сегодня вечером. Неужели вы ничего не слышали об этом?
— Нет, — ответил Зак.
Откуда-то из дома до него донесся настойчивый телефонный звонок. Пианист прекратил исполнение «Я побреду один», чтобы прокричать: «Телефон!» и начал наигрывать «Я никогда больше не улыбнусь», плавно переходя из песни в песню.
«Какая-то ностальгическая ночь, — подумал Зак. — Ночь старых песен, берегового вида, поцелуев. Ночь влюбленных. Ночь внезапно нахлынувших воспоминаний о Мэри, черным камнем лежащих у меня на сердце. Этот Фредди с его гонками, эта Инга Рейтерманн с ее пусковыми установками. Ночь, чтобы задать себе вопрос, почему была убита моя жена, ночь, чтобы подпрыгивать от испуга, стоит кому-то упомянуть о мертвой индианке. Ночь замешательства и воспоминаний, и я заблудился, о боже, заблудился в этих джунглях!..»