По всей вероятности, в середине 60-х годов я прочитал объемистую книгу об известнейшем советском нелегальном разведчике полковнике Льве Ефимовиче Маневиче, умершем в 1945 году, будучи освобожденным из фашистского лагеря. В 1965 году ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. И я соотнес работу Александра Фрадкина с тем, что делал Маневич. Почему? Дело в том, что они оба практически одновременно работали в одних и тех же странах, добывали развединформацию в одной и той же области — авиации. И тот и другой занимались доставкой авиационной техники в республиканскую Испанию. Об этой стороне своей деятельности, и только о ней, А. Фрадкин незадолго до ареста рассказывал младшему брату, заметив: «Когда-нибудь я расскажу тебе об этом подробнее». Но не пришлось.
Все встало на свои места в 1991 году. Я написал письмо в КГБ с просьбой дать мне возможность познакомиться с делом, заведенным на А. Е. Фрадкина. Мне разрешили. И летом вместе с младшим братом Шуры мы пришли в приемную КГБ на Кузнецком мосту. Нас провели в небольшую комнату и вскоре принесли не очень толстую папку. В ней находились три папки поменьше: одна, самая объемистая, — опись конфискованного имущества с перечислением каких-то носков, штанов, склянок (так и было написано — «склянок») для варенья и т. п.; вторая, намного тоньше, — следственное дело; третья, еще тоньше, — судебное.
Больше других потрясла меня эта третья папка. Листок с приговором «тройки» под началом председателя Военной коллегии Верховного суда СССР Ульриха представлял собой, по меньшей мере, четвертую, отпечатанную на фиолетовой копирке копию, в которую, на сей раз через черную ленту, была впечатана фамилия А. Е. Фрадкина. Это означало, что пяти, десяти, а то и более бедолагам была придумана одна и та же 58-я статья с одними и теми же пунктами. Иными словами, расстрел под копирку.
Если мне не изменяет память, судили его 23 декабря 1937 года, то есть через полтора месяца после ареста. И присудили: расстрелять, приговор обжалованию не подлежит. В тот же день его расстреляли.
Была в деле своего рода анкета. В пункте о занимаемой должности значилось: «В резерве ГРУ Генштаба». Таким образом вопрос о принадлежности моего дяди к службе военной разведки был для меня окончательно снят.
Прочитал я и протоколы допросов. По тому, как он отвечал, было предельно ясно, что следователь НКВД имел дело с избитым, до крайности измученным пытками человеком. Все выдвигавшиеся против него обвинения он отрешенно подтверждал. А лепили ему вот что. Фрадкин-де вступил в преступную связь с двумя французами, один из них чиновник министерства авиации Франции, второй — сейчас не помню кто. И им он передавал наши военные секреты, в том числе сведения о конструкторских разработках А. Н. Туполева. А надо бы было написать, что он дружил с очень известным в ту пору гражданином Франции Пьером Котом, министром авиации, ставшим уже после второй мировой войны одним из организаторов и лидером Движения сторонников мира.