— Слава знамени свободы — даровше Кавэян! — подхватил Сейд-Гусейн-Бербери.
А Аббас только молча стиснул мои плечи и заглянул глаза — и было в его взгляде столько доброты! — Спасибо, друзья! — растроганно говорил я, отвечая на рукопожатия, на дружеские улыбки. — Высокую честь мне оказали, постараюсь оправдать.
— А теперь идите отдыхать, Гусейнкули-хан, — сказал Салар-Дженг, приблизившись ко мне. — У вас же здесь родные...
Из здания штаба я вышел так поспешно, точно на крыльях вылетел. Площадь была заполнена солдатами, горожанами, крестьянами. Люди оживленно разговаривали, спорили, шутили, смеялись. Протолкавшись через площадь, я вышел на улицу и хотел свернуть к Гурган-база-ру, но увидел трех женщин в черных чадрах, одиноко стоявших на углу. «Вот что значит революция, — подумал я, — и женщины не могут усидеть дома, даже такие строгие мусульманки, как эти». Я ускорил шаг и вдруг услышал позади оклик:
— Гусо!
Среди тысяч женских голосов я узнаю этот... Парвин.
Каждая из женщин откинула чадру, и я узнал своих сестренок — Гульнису и Мирнису.
О аллах, неужели одному человеку может выпасть сразу столько радости?
Я кинулся к ним, не зная, кого обнять первой, — и обнял сразу всех трех, закружил, стал целовать.
— Ой, как мы рады!— взволнованно говорила Пар-вин. — Нам рассказали, как вы тут ночью действовали, я от страха за вас чуть сознания не лишилась. А потом мы ходили встречать ваши войска и видели, как ты ехал впереди...
— Я кричала тебе, а ты даже не посмотрел в нашу сторону, — обидчиво надула губки Мирниса, но тут же рассмеялась: — Знаешь, Гусо, а ты был похож на генерала!
— Нет, не то говорите, — возразила Парвин, глядя на меня глазами, полными слез и любви.
— Ты плачешь, моя любимая?— спросил я.
— Не обращай внимания, — смутилась она, — ты же понимаешь... Я так счастлива... Сбылось то, о чем мы мечтали, Гусо.
— Да, родные мои, свобода вошла в наш город! — воскликнул я. — Красное знамя над нашим Боджнурдом!
— И ты тоже герой! — прошептала Парвин. — Какие у тебя верные друзья.
— У нас дома уже все про твой приезд знают, — сказала застенчиво молчавшая Гульниса. — Мама, папа, соседи... все ждут.
— Ну, так в чем же дело? Поспешим!
И мы направились в сторону нашего дома. — Ох, и смешной же у вас вид в чадре, — смеясь, сказал я.
— Зато никто не пристает, — пояснила Парвин.— А то солдат полон город... и уже пьяные есть.
Наша маленькая квартира была полна народу. Мама бросилась мне на грудь, а отец ласково поглядывая на меня и поглаживая совсем уже белые усы, говорил ей:
— Радоваться надо, какое время настало, а не слезы лить.