Ледяной снег, растираемый по лицу окостенелыми руками, в мгновение ока вывел Хейзита из мечтательного состояния и придал бодрости. Он слепил снежок, надкусил, как яблоко, пожевал, выплюнул воду. Мокрыми пальцами пригладил всклокоченные после сна волосы. Прикрыв ладонью глаза, огляделся.
Шум работ, разбудивший его и позвавший на улицу, стих. Поблизости не было ни души. Двое плотников, оседлавших крышу будущей мастерской, замерли и смотрели куда-то вдаль. Тишина и обездвиженность окружающего белого мира производили угнетающее впечатление. Так застывает воздух перед скорой грозой, когда еще даже не видно черных туч, но уже ощущается невыразимая словами тревога.
Хейзит попытался увидеть, на что смотрят плотники, однако высокая стена мастерской загораживала от него большую часть Пограничья и дальнюю половину берега.
— Куда все подевались? — крикнул он.
Один из плотников вроде бы оглянулся на него, однако тупо промолчал и только пожал плечами. Хейзит выругался. Иногда ему казалось, будто окружающие живут где-то в ином мире, отличном от того правильного и простого, который знал он. Почему нельзя ответить на обычный вопрос? Зачем играть в странную молчанку? Хейзит захрустел по снегу в обход стены, наткнулся на приставленную к балкам потолочного перекрытия лестницу и не нашел ничего лучше, как взобраться по ней на крышу. Отсюда все пространство до леса как на ладони, однако все самое примечательное разыгрывалось в непосредственной близости к карьеру.
Землекопы, побросав работу, вылезли на поверхность и теперь стояли понурым полукругом, сжимая в руках заступы, кирки и лопаты. Им в продолжение выстроились вооруженные кто чем строители и безоружные гончары в неизменных фартуках. Все вместе они образовали размашистую дугу, внутри которой плотной группой стояли конные мерги.
Хейзит подумал, что когда-то он все это уже видел. И белый снег, и невинно-голубое небо, и растерянные фигуры людей, выстроившиеся не то полумесяцем, не то гнутой подковой. И медленно вползающее внутрь этой подковы небольшое войско, сплошь состоящее из широкоплечих всадников на могучих конях…
Тела всадников с головы до ног облегали чешуйчатые доспехи, празднично искрившиеся на солнце. Такими же чешуйчатыми были широкие попоны на лошадях, надежно защищавшие бока и шеи животных. Казалось, будто из вод самой Бехемы вышла эта стая четвероногих рыб о двух головах, которая теперь невозмутимо вклинивалась в расположение вабонов.
Хейзит сразу понял, что видит представителей какого-то иного народа, не имеющего отношения ни к обитателям Вайла’туна, ни к рыжим шеважа, ни к странному одинокому всаднику из Пограничья. Они были другими. И отнюдь не только потому, что на свой лад носили доспехи, а головы укрывали причудливыми шлемами с подобием петушиных гребней из довольно длинных разноцветных лент, полоскавшихся на ветру радужными косами. В них все было нездешнее, чужеземное, непредсказуемое. И притягательное. Уже одно то, с какой невозмутимостью приблизились они к застывшим с мечами на изготовку мергам, красноречиво говорило о них как о бесстрашных воинах.