— Ты должен ехать, Ал, — сказала Роза. — Хотя бы для того, чтобы выяснить все наверняка.
— Я понимаю.
— А вдруг ты станешь настоящим магом? О-о!.. Подумать только, скольким интересным вещам ты сможешь меня научить! Например, заклятиям перевоплощения! Мы могли бы превратиться во что угодно. Например, в лошадей, в медведей!..
— Или в кротов, — буркнул Алмаз мрачно. — Нет, правда, сейчас мне больше всего хочется зарыться как можно глубже в землю, чтобы никто меня не нашел. Мне всегда казалось, что отец мечтает только об одном — чтобы после имяположения я выучился управлять его лесопилками. Но за весь год он не сказал об этом ни слова. Должно быть, отец уже давно подумывал отдать меня в ученики к волшебнику. А вдруг выяснится, что в магии я разбираюсь не лучше, чем в приходно-расходных книгах? Почему, в конце концов, я не могу заниматься тем, что действительно умею делать хорошо!
— Почему бы тебе тогда не заняться и тем, и другим одновременно? Я имею в виду магию и музыку, потому что счетовода ты всегда можешь нанять…
Когда Роза смеялась, ее худое маловыразительное лицо оживало и начинало светиться внутренним светом, маленький рот становился больше и ярче, а глаза, напротив, превращались в узкие щелочки.
— О, Роза! — воскликнул Алмаз. — Я люблю тебя!
— Я знаю. Попробовал бы ты только меня не любить — я бы тебя знаешь, как заколдовала!..
Теперь оба уже не сидели на земле, а стояли на коленях лицом друг к другу. Их руки были опущены, и только кисти слегка соприкасались. Одновременно они покрывали поцелуями щеки, губы и глаза друг друга. Кожа Алмаза казалась Розе упругой и гладкой, как кожица сливы, и лишь верхняя губа и подбородок, которые он только недавно начал брить, были чуть-чуть колючими. Алмазу же лицо Розы представлялось мягким, словно шелк, и лишь на щеке, которую она машинально отерла грязной рукой, он ощущал легкую шероховатость приставших песчинок. Потом, не прерывая поцелуев, они придвинулись друг к другу еще теснее, но руки по-прежнему оставались опущены.
— Моя Темная Роза! — шепнул он ей на ухо имя, которым называл ее про себя.
Роза ничего не ответила, но ее горячее дыхание обожгло Алмазу ухо, и он негромко застонал. Его руки сильнее стиснули пальцы девушки, но он тут же отстранился. Роза тоже подалась назад.
Немного погодя оба снова сели на землю друг напротив друга.
— О, Алмаз!.. — вполголоса проговорила Роза. — Если ты уедешь, это будет… ужасно.
— Я никуда не уеду, — ответил он. — Никуда. Никогда…
* * *
Но он все-таки уехал — уехал с мастером Болиголовом в Южный Порт Хавнора на одной из отцовских подвод, которой правил наемный возчик. Люди, как правило, стараются прислушиваться к тому, что говорят волшебники, а быть приглашенным к магу учеником или подмастерьем считается большой честью. Мальчики и юноши сами приходили к Болиголову, получившему свой магический посох на Роке, умоляя испытать их и — в случае, если он сочтет возможным, — взять к себе в обучение. Маг успел к этому привыкнуть, и Алмаз, за внешней приветливостью и безупречными манерами которого скрывались полное отсутствие воодушевления и глубокая неуверенность в своих волшебных силах, возбуждал его любопытство. Необычно было и то, что о предполагаемом магическом даре юноши волшебник узнал не от самого Алмаза, а от его отца. Впрочем, рассудил Болиголов, все дело, возможно, было только в том, что парень происходил из состоятельной семьи, а богатые, как известно, в магии не очень нуждаются. Как бы там ни было, плата за обучение и содержание ученика, внесенная вперед золотом и пластинками из слоновой кости, была более чем щедрой, и Болиголов согласился заниматься с Алмазом, если, конечно, у того действительно есть настоящий дар. Если же, как он подозревал, у парня просто вовремя не исчезли обычные детские способности к волшебству, Болиголов готов был немедленно отослать его обратно вместе с остатками полученных от Золотого денег.