— Я жду! — обратился господин Тагоми к ближайшему же белому. Он выкрикнул это прямо в его ухо.
Мужчина отставил чашку с кофе.
— Но-но, полегче, япошка, — произнес он.
Тагоми огляделся. Все смотрели на него с явной
враждебностью. Но опять-таки никто не двинулся с места.
«Это мир «Бардо Тодол», — подумал Тагоми. — Раскаленные ветры занесли его неведомо куда. Это лишь иллюзия, но иллюзия… чего? Выдержат ли подобное его душа и рассудок? Впрочем, «Книга Мертвых» подготовила его: после смерти ты увидишь других людей, но все они будут враждебны. Как одинок он здесь! И нет никакой опоры… Предпринять это жуткое странствие и убедиться в том, что повсюду один и тот же мир страданий, непрерывной череды рождений и смерти, — мир, готовый поглотить устрашенные души беглецов».
Он выбежал из закусочной, двери за ним хлопнули. Он снова очутился на улице.
«Да где же он? Куда вышвырнут из собственного мира, из своего пространства и времени?
А если этот серебряный треугольник все спутал, сорвал его с якоря… И теперь земля уходит из-под ног. И это награда за все усилия? Он проучен на всю жизнь. Чтобы так разувериться в собственных чувствах! Во имя чего? Чтобы странствовать без руля и ветрил?..
Поистине какое-то гипнотическое состояние. Способности восприятия настолько снижены, что мир выглядит как бы погруженным в полумрак; все воспринимается символически, в архетипах, причудливо смешанных с материалом его подсознания. Такое типично для вызванного сном сомнамбулического состояния. Пора заканчивать с этим вынужденным блужданием в мире теней. Необходимо сосредоточиться и восстановить психическое равновесие».
Он поискал в карманах серебряный треугольник. «Неужели он остался там, на скамейке в парке? И портфель — тоже? Это катастрофа…»
Согнувшись, как от встречного ветра, он помчался обратно в скверик. Полусонные бродяги провожали его удивленными взглядами. Он уже бежал по аллее. Вот, наконец, та скамейка, а на ней портфель. Однако серебряный треугольничек исчез бесследно. Он принялся за поиски. «Да вот же он, лежит в траве, на том же месте, куда он его с раздражением отбросил».
Тяжело дыша, он присел на скамью.
«Необходимо вновь сосредоточиться на треугольнике, — подумал он, отдышавшись. — Вглядеться и начать считать. При счете «десять» следует издать пронзительный вопль. Что-нибудь вроде «Эврика!».
«Какие-то идиотские видения на почве эскапизма, — решил он. — Скорее, это рецидив каких-то болезненных наваждений, но отнюдь не светлые и невинные грезы истинного детства. Впрочем, он заслужил это.
Все — его собственная вина, а не злые намерения Чилдана или козни того ремесленника. А также — его собственная алчность. Истинного понимания не достичь насилием».