Ночью вся оставшаяся банда несостоявшихся эмигрантов пошла на штурм домика. А чтобы некуда было отступать, они сожгли Дубровку. Всю. Даже заборы. Даже сделанное детьми пугало.
'Масленница, мля!'
Бой шёл почти в кромешной тьме, только изредка озаряемой далёким пожаром. Дубинин куда-то бежал, куда-то стрелял. Одиночными. Тщательно прицеливаясь в темноту. Где-то кто-то орал. Кто-то плакал и звал маму. Где-то шла рукопашная. Там пыхтели, задушено матерились и раздавались глухие удары.
Когда небо над морем из чёрного превратилось в тёмно-свинцовое, измученный Дубинин выполз из-за сосны, обтёр с автомата налипший снег и воткнул в него последний магазин. Вокруг всё ещё постреливали, но как-то вяло, без души. Эмоций не было никаких — Сашка был выжат до предела.
Бывший хозяин, бывшего хутора поднял ствол в небо и нажал на спуск.
— Людииии! Поймите! Максиииим! Не можееет водить людей!
Горло сорвалось и Сашка тяжело закашлялся.
Эхо длиннющей, на весь магазин, очереди ещё металось среди сопок.
Но больше никто не стрелял.
Через пять минут в бухте раздался рокот двигателя. Моряки наплевали на шторм и всё-таки пришли. Нападавшие исчезли, словно их и не было. Словно весь бой хуторяне вели с призраками, и только следы на снегу, кровь и гильзы говорили об обратном.
Володьку ранили в плечо. Славку в ногу и в руку, а Олег страшно ободрал себе лицо, улетев в темноте вниз по склону. Дубинин с удивлением понял, что он единственный жив-здоров. И даже не ранен. К ним, что-то крича, спешили моряки, прожектор катера обшаривал берег, а со стороны пасеки…
— Максим, стой! Стой! СТООООЙ!
Сашка нёсся вниз по склону сопки к берегу, чудом уворачиваясь от еловых стволов. Максим медленно брёл к обрыву, неотрывно глядя на волны, за ним длинной серой змеёй по снегу волочилась верёвка.
Дуб не успел. Совсем немного. Макс прекратил орать на море, оглянулся, улыбнулся Саше своей безумной улыбкой и шагнул вперёд.
ХЛОП.
Саша не верил своим глазам. Он УШЁЛ. Внизу, на узкой полоске галечного пляжа было пусто.
Сторона, на которой они нынче строились, имела одно неоспоримое преимущество. Там был пологий спуск к бухте. Именно там сейчас и строился небольшой деревянный причал, к которому сейчас шла надувная лодочка с четырьмя гребцами, споро работавшими вёслами.
— Рассказывай, — 'папаша' крепко пожал руку и осмотрелся, — мать тебе привет передавала, жалеет очень, что приехать не смогла. Ну ничего, вот отстроитесь, тогда уж…
Сашка надулся от гордости.
— Да чего рассказывать. Смотри сам.
Посмотреть действительно было на что. За двадцать дней ребята Шевцова умудрились приволочь сюда кучу тёсаных каменных блоков, попутно почистив и обустроив дорогу до Заозёрного, три тонны цемента и сейчас вовсю рыли траншеи под будущие фундаменты. Экономный Пал Палыч заикнулся было о двух домах, но Дуб упёрся и свои запросы отстоял. Четыре дома. Четыре сарая. Баня. Четыре. И так, по мелочи: конюшня, хлев, да погреба. Шевцов крякал, мялся и то краснел, то бледнел, но под пристальными взглядами Кузьмина и Сёмина сдался и дал добро на эту стройку.