Титул, ради которого она претерпела столько унижений (и сколько еще претерпит?!), вернул Марину к жизни. Повернула голову и увидела лезущего в ворота молодого мужика с соломенной бородой, с непокрытой головой, размахивающего заячьим треухом.
– Что там? – Марина с усилием разомкнула помертвелые губы. – Что ты хочешь?
Повинуясь взмаху ее руки, казаки пропустили незнакомца. Он с разгону кинулся на колени, ткнулся лбом в землю, кланяясь ниже низшего, потом воздел измученные глаза:
– Государыня, аль не помнишь? Я стрелец Егорка Усов… В Кремле стерег твою милость, когда государя Димитрия убили!
«С ума сошел? – чуть не вскрикнула Марина. – Я ведь только что от государя, он живехонек… увы!» Но тут же до нее дошло, о чем речь.
Господи, а ведь она и впрямь помнит этого увальня с простодушным, детским лицом! Они с Барбарой расспрашивали его о Стефке, а этот Егорка сказал, ее-де забрал в рабство Никита… Воспоминания тут же начали вязаться в одну цепочку, всплыла сцена кошмарного насилия, которое Марина принуждена была наблюдать…
Она передернулась, с отвращением взглянула на мужика:
– Что ты хочешь? Зачем пришел?
– Вели государю женку мою вернуть, – взмолился Егор, и слезы набежали на его голубые глаза. – Степаниду! Я ее через забор видел, а после узнал: она у государя нынче в наложницах. Пускай вернет!
Марина смотрела тупо, ничего не понимая, но тут вскрикнула Барбара, которая оказалась догадливей своей госпожи:
– Стефка – твоя жена?! Ну и ну! Нашел кого в жены брать, остолопина!
Марина не верила ушам. Ох-хо-хо, ну и шуточки иной раз вышучивает судьба!
Посмотрела в бледное лицо, в несчастные глаза. Бедняга ты бедняга…
Но тут же мимолетная жалость к Егору иссякла.
– Не в силах я тебе помочь, – сказала она жестоко, потому что, мучаясь сама, хотела хоть кому-то причинить такую же боль. – Забудь ты о ней, коли жив быть хочешь. Забудь! А теперь иди вон.
Егор смотрел снизу вверх, словно бы ничего не понимал.
– Вон иди! – выкрикнула Марина злобно. – А ну, уберите его отсюда!
Набежали донцы, подхватили мужика, вытолкали взашей – он и пикнуть не успел.
Марина устало провела рукой по глазам. Почему-то больше всего мучило ее в эту минуту воспоминание о том, как она уходит от спящего Заруцкого – спящего, сломленного любовью.
Господи! Да зачем же она его бросила? И ради кого? Ради чего?!
Наконец-то она смогла заплакать, признавая свое новое – но, кажется, не последнее! – поражение. Чудилось, каждая новая уступка Димитрию, судьбе, невзгодам вынимает очередной алмаз из некоего драгоценного венца ее гордости. Но что, ради Бога, что она могла поделать, как сызнова не смириться с судьбой?