– Вы что, Уборевич, сошли с ума? – заорал он делано-возмущенным голосом.
Нет, Мира не сошла с ума, она просто очень хорошо знала нашу политическую систему...
Курбатов в этот день с утра был на приеме у главного инженера одной из шахт, когда передали сообщение о болезни Сталина. Инженер, конечно член КПСС, выслушал внимательно, ничего не сказал, потом приказал секретарше никого не пускать в кабинет, запер дверь, вытащил бутылку коньяка, распили ее на двоих, оба пустись в пляс.
Три дня, пока хоронили величайшего гения, по радио не было сказано ни одного слова, играла только музыка, и какая музыка! Бетховен – все симфонии, Чайковский – все симфонии и концерты, Вагнер, Рахманинов, Бородин и все героическое, трагическое, торжественное... Удовольствие было слушать, не говоря уже о поводе... Наконец Сталина забальзамировали, как фараона, и положили в мавзолей рядом с Лениным. Ничего не произошло, жизнь продолжалась...
Однако смерть Сталина в первую очередь потрясла до основания всю лагерную систему, это был как бы инсульт у мужчины в расцвете сил. Лагерная система действительно была в расцвете, одна половина народа посадила другую, и, по нашему мнению, это должно было рухнуть, дальше так не могло продолжаться, в этом я был совершенно уверен, да и не только я... Однако мнения заключенных, после первоначального восторга, разделились. Некоторые рассуждали примерно так:
– А что, собственно, произошло? Околел главный тиран? Но ведь не только он один создал лагерную систему, все главные дела в нашей стране вершит Политбюро, оно осталось и будет продолжать генеральную сталинскую линию... Не может же разрушиться система от исчезновения одного-единственного человека? Иначе это не система. Значит, что следует? Все останется по-прежнему, на место околевшего сядет другой тиран из его окружения, наиболее ловкий и жестокий из всей кучи, и все пойдет по-прежнему. Кто захочет разрушить удобную, экономически выгодную лагерную систему? Выпустить миллионы рабов, платить им зарплату, обеспечить жильем (вместо бараков на 400 человек), нормальным питанием (вместо черной пайки и баланды), одеждой (вместо телогрейки и бушлата с кирзовыми говнодавами)? Кто пожалеет миллионы несчастных, бесплатно выполняющих самую тяжелую и опасную работу? Мы ведь всегда знали, что чувство жалости и угрызения совести у сталинских большевиков начисто отсутствуют... Да еще если выпустить заключенных, они своими рассказами, пожалуй, разложат все население страны... Да еще в лагерях сидит полно иностранцев, а те как разъедутся по своим Европам да как распишут о нас на всю ивановскую! Социализм! Свобода! Равенство! Братство! И все за колючей проволокой... Вот будет смеху-то... Кругом шестнадцать...