— Так легче мне. — Бен опустил глаза.
— Зачем ты пил?
— Мне так легче поговорить со всеми вами.
— Ты всегда думаешь только о себе, отец! Ладно, я, возможно, когда-нибудь тебя прощу. Но вот мать... А Мэган?! Скажу правду: она тебя ненавидит! Всем сердцем! Ей было тогда семнадцать. Она долго не могла поверить, что отец, которого она так любила, решил уйти. Ты ее предал. Предал каждого из нас! — Томас остановился у окна и раздернул плотные шторы.
За окном ярко светило зимнее солнце. На дороге была пробка, а у продуктового магазина сидел бездомный и звенел в колокольчик, протягивая шапку замерзшими руками. И Томасу стало жаль и этого бездомного человека, и отца, который молча опустил глаза и вжал голову в плечи, и себя, и Мэган, и мать.
Стало жаль всех. Но этого мало, чтобы простить человека.
— Но сегодня же канун Рождества! Все друг другу прощают!
— Да, но это не День прощения! Ты опоздал! — отрезал Томас и тяжело вздохнул.
В прихожей послышались женские голоса. И Томас понял, что сейчас не время прятать отца. Почему-то он невольно сравнил его с ненужным старым шкафом, громоздким, мешающим свободно передвигаться по комнате. И куда этот шкаф не поставишь, он всегда будет мозолить глаза.
— Сиди здесь! Не высовывайся, пока я тебя не позову. Ясно? — сухо сказал ему Томас. Он сделал три больших шага и вышел из гостиной.
Бен по-прежнему молчал и смотрел в пол, словно провинившийся школьник.
— Как настроение? — Томас потрепал сестру по руке.
Мэган расстегнула молнию на сапоге и с ненавистью швырнула сапог в угол прихожей.
— Паршиво! Я готова любого стереть в порошок! — не скрывая своего раздражения, начала Мэган. — Чертов Тики заставил меня в канун Рождества подготовить документы к ревизии! Чтоб он провалился, старый хрыч! Чтоб в его сигаре оказалась петарда! Чтоб...
— Солнышко, успокойся! Ты успеешь вернуться домой до Рождества! Я обещаю, что буду ждать тебя! — Пейдж повесила пальто на крючок и провела рукой по красным от мороза щекам, глядя на свое отражение в зеркале.
Мэган недовольно фыркнула и бросила сапог на пол. И тут ее глаза остановились на старом чемодане отца.
Она подняла взгляд на Томаса, который уже понял, что сестра обо всем догадалась, и медленно сглотнул слюну.
— Это чье?! — громко крикнула Мэган. — Неужели рождественские ангелы принесли нам пожитки блудного папаши?
Пейдж замерла у зеркала и медленно повернулась к дочери. Проследив за ее взглядом, Пейдж опустила глаза и увидела старый чемодан бывшего мужа.
— Томас, это что? — тихо спросила Пейдж. Теперь на ее щеках пылал румянец, вызванный далеко не морозным ветром. — Бен... — Она закрыла рот ладонью и округлила глаза, глядя на сына.