западных спецслужб, уже ощущался устойчивый запах крови.
Вечером девятого мая мне позвонили.
Трубку взяла Вера Васильевна и позвала к телефону.
— Голос мужской, — несколько озадаченно сообщила она, — и как будто знакомый…
— Немудрено, — мысленно усмехнулся я, взяв трубку и сообразив, что со мной разговаривает Стас Гагарин, — это же молодой муж с тобою говорил… Выходит, что и голос у меня не изменился?
Для себя я еще не решил, знакомить ли супругу с самим собой из шестьдесят восьмого года.
— Все обошлось, — сообщил мне Стас, хотя я уже знал, что мирная демонстрация в Москве по случаю Дня Победы, прошла мирно. — Партайгеноссе передает вам по случаю праздника привет…
Я вновь собирался поехать в Москву в этот день, но Гитлер предложил посидеть дома.
— Возможны эксцессы, — сказал Адольф Алоисович. — Власти стягивают в город значительные силы. Могут и сорваться… Оставайтесь-ка лучше на Власихе. Потом с молодым другом расскажем вам подробности.
Потому я и находился девятого мая дома.
— А где он сам? — спросил я по телефону Стаса.
— Готовит нам ночлег на сегодня, — отозвался двойник.
…Едва Стас появился в Доме литераторов, я предложил помочь ему в решении бытовых проблем, и деньги предлагал, и на Власиху зазывал, но Стас Гагарин мягко, с доброй улыбкой, вежливо благодарил за проявленное участие, но попытки мои взять его — хотя бы временно! — на содержание категорически отверг.
— Теперь мне куда легче, — объяснил тридцатитрехлетний Станислав Гагарин. — Ведь заботиться придется только о себе…
Я поначалу разделял его опасения за судьбу Веры и Анатолия-сына с дочерью моей, маленькой Ленусей, оставшихся за четвертьвековым порогом: не осиротели невзначай эти трое, если их папаня ходит на первомайские демонстрации девяносто третьего года?
Но партайгеноссе фюрер сразу нас успокоил, сообщив, что тот, прибывший с морей штурман и начинающий сочинитель благополучно отбыл с женою к детям в Свердловск и начинает налаживать быт в столице Среднего Урала, осваивает помаленьку опорный край Державы.
— Значит ли это, что на жизни той Веры и наших с нею детей появление Стаса здесь, в девяносто третьем, никак не отразится? — спросил я Гитлера, мельком взглянув на двойника, напряженно ожидавшего ответа.
— Абсолютно не отразится! Их муж и отец пребывает с ними, — объяснил нам фюрер, и оба мы облегченно вздохнули.
И тут я подумал о том, что личность двойника станет теперь развиваться иначе, нежели развивался я сам, да и уже, спустя какое-то время с момента переброса Стаса Гагарина в наши дни, этот человек всё дальше отходит от меня, живущего еще