в апреле и мае одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.
Новый Стас Гагарин, мне не дано понять, каким образом возникший здесь, на особицу постигший тайны зловещей перестройки и вынужденный жить сегодня с нами, которых медленно, но верно болванили в течение восьми лет, уже иной человек, и всё дальше и дальше он будет отходить от судьбы нынешнего председателя Товарищества Станислава Гагарина, недаром, видимо, просуществовавшего четверть века, которой уже не будет — такой! — и это естественно у моего двойника.
И понятие двойник теперь не соответствовало складывающемуся порядку вещей. Это был вовсе не двойник, а скорее сын-единомышленник, сын-друг, сын-соратник, видоизмененное продолжение моего Я во времени и пространстве, сын-наследник, наконец…
При всем моем уважительном отношении к собственному, так сказать, законному, сооруженному по обычным человеческим правилам сыну Анатолию, к его успехам в философской науке, я не был удовлетворен мерой духовной близости между нами.
Да и бытовые привычки, манеры, житейские приемы были у нас с Анатолием разные, на роль наследника Анатолий никак не годился, не тянул, одним словом, и до обидного порой был равнодушен к делу моей жизни.
Многое меня не устраивало в нем, хотя я, разумеется, понимал, что сын не может быть однозначно равен отцу.
Мне хотелось пригласить Стаса Гагарина домой, познакомить с Верой Васильевной, хотя ситуация при этом могла сложиться довольно пикантной: двойник встретится с собственной женой, но с той, которая была бы у него через двадцать пять лет. А нынешняя моя Вера будет принимать необычного гостя: собственного мужа из далекого, трудного в житейском смысле, но счастливого прошлого.
Я осторожно спросил жену о том, как отнеслась бы она к возможности такой встречи, подав это как гипотетический вариант развития романного сюжета, и понял, что Вере чисто по-женски неловко появиться перед тем молодым мужем в обличье несколько повзрослевшей, произнесем сие так, женщины.
Когда Стас позвонил, я уже знал о впечатляющем победном шествии по Тверской улице, но хотел ведать подробности и потому немедленно согласился выйти из дома и погулять по городку, тем более, что двойник сообщил: с нами будет и Адольф Алоисович.
Когда я спустился с седьмого этажа по лестнице и вышел на берег озера, то обратил внимание на озабоченное выражение лица Гитлера.
— Что-нибудь случилось, партайгеноссе фюрер? — спросил я вождя германского народа.
— Ничего сверх того, что должно было случиться, — загадочно ответил Гитлер и заставил себя улыбнуться. — А вас я поздравляю, Папа Стив. «Советскую Россию» видели? За восьмое мая…