Капитан прислушался к шуму, донесшемуся из-за двери блиндажа. Разговаривали два голоса: мужской и женский. Нахмурившись, капитан подумал, что, должно быть, опять ординарец Василий завел с кем-нибудь из девушек роты шашни. По, прислушиваясь, он определил, что мужской голос принадлежал не Василию. Со старательным и чрезмерно твердым выговором русских слов он настойчиво допытывался у кого-то за дверью блиндажа:
— Ты мне говоришь не всю правду. Почему?
— Не могу я туда вернуться, — возражал вздрагивающий женский голос.
— Какой же, Ляля, у тебя… — мужской голос за дверью помолчал… — неуживчивый характер.
— Хорошо, если вы так говорите, я вернусь! — прерываясь, выкрикнул женский голос, и легкие быстрые шаги стали удаляться от двери.
— Ляля! — крикнул вдогонку мужской голос.
Дверь в блиндаж открылась, и с рукой на перевязи вошел Тиунов. Полуоборачиваясь к двери, он покачал головой в мерлушковой шапке:
— Такая маленькая, и такое упрямство.
— Ты где это пропадал, Хачим? — спросил капитан. — Я тебя уже давно жду.
— В первом взводе Сердюков опять запил, сукин сын, — не отвечая на его вопрос, сказал Тиунов.
— Из-за Клавы? — Капитан сделал движение к телефону, но Тиунов предупредил его.
— Не спеши. Она, конечно, виновата, но какой же он джигит, если из-за женщины совсем голову потерял? Сперва она ему закружила, а теперь за старшину взялась. Пришлось Сердюкова хорошенько пристыдить. От него я на переправу пошел.
— Мало тебе раненой руки, Хачим. Сам под бомбежку лезешь.
— Не может же, капитан, рота вторую неделю на одних консервах и на перловке сидеть. Сколько на переправе овец, капитан! Со всей степи согнали. Без корма и от бомбежки они все равно будут погибать. Только прикажи, капитан, Крутицкому быстрее поворачивать свой курдюк, и чабаны с радостью сколько угодно баранов отдадут. Ба-раш-ков, капитан, — Тиунов поцокал языком.
3
После разговора с капитаном Крутицкий вернулся с КП к себе в землянку, где он жил один, не считая ординарца Степанова, топчан которого стоял за перегородкой. По мнению Крутицкого, старшине, ответственному за все хозяйство роты, обязательно надо было иметь свою отдельную землянку, где мог бы стоять и сейф со всеми документами, который Крутицкий возил с собой в повозке.
— Степанов! — позвал он ординарца.
Степанов, маленький, весь заросший мохнатой бородой, вышел из-за перегородки.
— Никто не приходил? — спросил его Крутицкий.
— Нет, — ответил Степанов. Он был молчалив и двигался совсем бесшумно.
— На, почисть, — снимая китель, подал ему Крутицкий.
Степанов вышел из землянки, плюнул на щетку и с ожесточением заелозил ею по кителю. Он считал желание старшины роты держать при себе ординарца блажью, а для себя это занятие постыдным. И в роте уже посмеивались над ним, пеняя в глаза, что он отсиживается под крылышком старшины от войны.