Думая об этом и все больше расстраиваясь, он достал из кармана кителя пачку папирос, которые курил старшина, и, взяв одну, закурил. Накурившись, вернулся в землянку, держа перед собой за концы плечиков китель.
— Опять брал папиросы? — потянув в себя воздух, спросил Крутицкий.
Не ответив, Степанов прошел за перегородку. «Нет, обязательно нужно его заменить. Заелся», — посмотрев ему вслед, подумал Крутицкий.
Обвязав шею полотенцем и сев к столу, он придвинул к себе зеркало на ножке и стал бриться. Намыливаясь щеточкой, рассматривал себя в зеркале, надувая то одну, то другую щеку. Побрившись и смочив лицо одеколоном, надел китель и написал в Арзамас жене письмо, а потом открыл сейф, достал из него бутылку, колбасу, продолговатые и круглые банки с консервами, раскладывая все это на столе. Окинув взглядом стол, подумал, что Клава, которая обещала вскоре к нему прийти, будет довольна. Она любила поесть. Вспомнив, он опять открыл сейф и достал из него лимон.
Он не сразу услышал, как легкие быстрые шаги прошелестели от порога, и обернулся, когда они уже остановились у него за спиной.
— Клавочка, вы? — Она стояла перед ним, смиренно опустив ресницы и теребя в пальцах стебелек полыни. — А я, признаться, уже грешил на вас, думая, что вы не придете.
— Глупости, — усаживаясь на ящик из-под консервов, она поправила на коленях складки юбки. — Откуда у вас такое воображение?
— Что вы будете кушать? — он придвинул к ней столик, наблюдая за тем, какое это произведет на нее впечатление.
— О! — только и сказала она и, не заставляя себя ждать, придвигаясь к столу, деловито зазвенела баночками, вилками и ножами. Ее полные руки мелькали над столом, открывая консервы, нарезывая колбасу, намазывая на хлеб масло. Крутицкий, наблюдая за нею сквозь облако табачного дыма и сбивая с папиросы ногтем пепел, говорил:
— Старшина, конечно, не командир роты, а без него тоже ни полшага. Боеприпасы подвезти — он, раненые — на его шее, кроме того, всю роту одень, обуй и три раза в день накорми.
— Да, — с полным ртом невнятно сказала Клава.
— Выпьемте, Клава, за любовь. — Крутицкий налил из бутылки в стаканы вино и поднял свой стакан: — Между прочим, это портвейн.
— За любовь? — задумчиво переспросила Клава. — За нее можно выпить.
Чуть сдвинув брови, она медленно выпила из стакана все вино и, достав платочек из рукава гимнастерки, тщательно вытерла им губы.
— Вот это по-фронтовому, — похвалил Крутицкий. Придвигаясь к ней, он положил ей руку на плечо.
— Фу, какой вы надушенный, — отодвигаясь от него, сказала Клава. — Не уважаю, когда мужчины душатся.