.
Правда, чуть раньше они «подошли» друг к другу, проще говоря, познакомились и стали друзьями: вместе катались на лыжах, приезжая для этого на подмосковную станцию «Турист»: «Мне было года 22–23, я только закончил институт. Ему было за пятьдесят».
Глосса о пробе пера
И он, доктор наук, предлагает мне, двадцатипятилетнему программисту, написать книгу. Я долго отказывался, а потом подумал: ну что в этом такого сложного? И согласился. Помню первый день: был выходной, я взял стопку бумаги, у меня миллион мыслей, взял ручку, написал первое предложение, а дальше не могу придумать. Это было страшно. Я же человек абсолютно не гуманитарный. В итоге мы все-таки написали эту книжку. Для меня человек, который всю свою жизнь берется за то, к чему другие боятся притрагиваться, стал ярким примером[136].
Профессор Захаров явно не вписывался в систему советских поездок за рубеж, откуда обычно везли дефицитные товары и машины. Он привез «компьютер, который стоил по тем временам тысячи три долларов. А за эти деньги можно было купить приличный автомобиль. Хоть и подержанный! Народ говорил, что Захаров полоумный», – вспоминает Анатолий своего старшего коллегу.
С точки зрения советской морали профессор Захаров совершил неприличный поступок, совершенно не понятный окружающим. Но и ведь общался он с человеком, тоже совершенно не понятным для многих, – программистом, который дневал и ночевал за компьютером. Так что предложение Захарова: «Давай напишем книжку с тобой! Ты все знаешь», – звучало как приговор. И Анатолий не сумел отказаться, хотя он не знал, куда его пригласил коллега: он «потом все проклял».
Вышла «проклятая» книга в годы перестройки и называлась витиевато – «Персональные компьютеры и возможности их использования на железнодорожном транспорте»[137]. «На самом деле она была полностью посвящена персональным компьютерам, – объяснил мне замысел Анатолий. – Мы пополам разделили – я писал половину о персональных компьютерах, а он писал прикладную часть про научные расчеты, которые он делал. Последняя глава была о том, как можно использовать персональные компьютеры, он прочитал литературу западную».
Глосса о муках творчества
Это было очень тяжело для меня. У него было 20 книжек, тысяча статей и так далее. Я жутко мучился. Все проклял. Помню, год ее писал, потом вздохнул с облегчением. Я все воскресенья сидел, вместо того чтобы чем-то заниматься любимым. Мы сдали это научному редактору – женщине в возрасте, лет около 60, она была очень опытная, не помню, как ее звали. Я приезжаю к ней, думаю, правки быстро внесем. Она говорит: знаете, Анатолий Михайлович, – достает рукопись, первая страница – все красное, и так до конца, – знаете, вот вы здесь это назвали вот так, а через две страницы вы это же называете вот так, а здесь вы используете такой термин, а больше никогда не используете, а зачем вы вообще его ввели? И так все!