— Ну, Севка… Ты же крутой…
— Нет!
— Не любишь ты меня, Сева!
— Нельзя сделать так, чтобы все тебя любили, — наставительно произнес я, — но можно, чтобы все имели. И не мысли, и не думай! Никуда я не поеду!
— Ну, Пулечка, ну, пожалуйста… Я в глубокой жопе!
О, я не вынесу! В припадке умственного затмения я выболтал Леше, что в армии у меня было погоняло "Пуля". Леше это страшно понравилось. Теперь, если ему требовалось что-нибудь выпросить у меня, иначе чем "Пуля" он ко мне не обращался. Напоминания о службе были мне в тягость, я готов был на что угодно, только бы забыть об этом, но стараниями Леши я снова и снова возвращался в этот кошмар.
— Жопа, это не орган, а состояние души, назидательно произнес я, стиснув зубы. — Ладно, съезжу, посмотрю. Но учти, это в последний раз… — Тут я поймал себя на мысли, что последний был в прошлый раз. — Только учти: делать будешь все, как я говорю.
Леха, повизгивая, соскочил с места. Теперь он напоминал обожравшегося сенбернара, который сносит все вокруг.
— Пулечка, что мне для тебя сделать? — заорал он, сделав попытку припасть к моим ногам и облизать пятки.
— Проваливай, и дай мне выспаться, — невежливо ответил я. — Во сколько "стрелка"?
— В девять. А ты точно будешь?
— Зуб даю. Я зайду за тобой в семь.
Леха с тоской посмотрел на недоеденный бутерброд. Я сунул остатки ему в руку и подтолкнул к дверям. Даже после кофе спать хотелось зверски. Вернувшись к себе в комнату, я бухнулся поверх покрывала. Веки тяжелели, но сна не было. Мысли и воспоминания роем вертелись у меня в голове. Не могу сказать, что все они были приятными…
Зима девяносто пятого в Подмосковье выдалась на редкость слякотная. Под Новый год пошел дождь. А через несколько дней ударили крепкие морозы.
В один из таких морозных дней в воинской части N**** состоялись плановые учебные стрельбы молодого пополнения части. Тучи затянули все небо. Влажность делала пребывание на морозе совершенно невыносимым. В довершенстве пошел снег. Облезлые жестяные мишени, изображающие неприятеля, стали практически неразличимыми на фоне заснеженного леса. Снежная сетка практически полностью скрыла их от глаз молодых бойцов.
Необстрелянные и необученные желторотые юнцы поначалу хорохорились. Каждый промах новобранца высмеивался теми, кто считал себя наиболее крутым. Однако смешки стали затихать, когда практически никому не удалось выбить три из трех. Мишени стояли, словно истуканы. Теперь, когда больше половины роты выпустили свои положенные шесть патронов, каждая поваленная мишень воспринималась на ура. Капитан Кузнецов смачно сплюнул на землю, глядя на очередной промах бойца. Сам он только что обстрелял мишени и ни разу не промазал. Ему, с его многолетним опытом, казалось детской игрой сбить эти жалкие жестянки.