- Что… что вы сказали? – поразился юноша. Сам он ощущал тягость в самое светлое время, да чтобы так вот просто и точно выразить это… «Так она барышня, чего ж я дивлюсь». А барышня вдруг ответила:
- Иван-чай мне приятней всех цветов. Отчего – не знаю. Как будто тучка малиновая на землю ложится. И чувствуешь, что лето уже старится и осень не за горами. Хорошо на душе, тихо так становится.
Митя глядел на нее во все глаза. Барышня, по его рассуждению, должна любить розаны, не меньше. Маша, похоже, и сама это уже поняла, но не стало ей тревожно, оттого, что проговорилась, напротив – улыбнулась невольно. «Пускай думает, что я из глуши дремучей, из тех бар, у кого один двор, и кои по слогам читают». Что ж, а ведь с Петрушей, пожалуй, про иван-чай вот так-то и не поговоришь…
Глава шестая
В Прокудино
Плохо было Наде в подмосковном доме, в родовом ее гнезде. От графа, отца ее, – никаких известий. Фалькенберг, что всю дорогу казался мрачнее тучи, поселился, никого не спрашивая, в комнатушке на нижнем этаже и почти оттуда не выглядывал. Зато прибывший с Надей из Петербурга управляющий Прокудиных Карп Петрович не спускал с юной барышни глаз, и Надежда гадала, чей приказ выполняет он: самого ли Кириллы Матвеевича, Фалькенберга, а может... отца Франциска? Последний, к большому Надиному облегчению, до сих пор не показывался. Девушка догадывалась, что именно сие обстоятельство и послужило причиной тревоги и мрачности ненавистного немца. Если бы видела она, тихо плачущая в углу кареты на пути в Прокудино, как сопровождавший ее верхом Фалькенберг то и дело останавливается, и, оглядываясь, подолгу смотрит вдаль, то уверилась бы в своих предположениях. К страшной тревоге от неясности и двусмысленности своего положения, к волнению за отца (Надя хотя и была на него разобижена, но отец все-таки...) примешивалась горечь от расставания с Александром Вельяминовым и досада на него, дорогого возлюбленного. Зачем он играет с ней в какие-то тайны, когда у нее столько своих неясностей и непонятностей? Где он? Если любит по-прежнему, почему не спешит выручить из беды?
Дни Надя проводила в светелке наверху, что окнами во двор. Ей тоже не хотелось покидать свое убежище. Часами просиживала она возле открытого окна и смотрела, смотрела на едва видимый отсюда кусочек деревни...
Никто, кроме преданной Дашеньки, не имел доступа к барышне. Остальных Надя просто прогоняла, и сама выходила весьма редко – ей казалось, что всегда следят за нею хитрые глаза Карпа Петровича...
Нынче Дашенька явилась пред Надеждой радостная, выудила откуда-то обрезок бумаги.