Полдень, XXI век, 2012 № 01 (Амнуэль, Голубев) - страница 49

В негромкой, пугливой от суеверий молве больше присутствует исполинский мотылек. Бабочка или мотылек – принципиально разницы никакой. Мотылек, по научному определению: небольшая бабочка. Но именно про мотылька вспомнил для меня некий пожилой аккерманский житель, во времена минувшие – немецкий колонист из близко расположенного селения Шабо. Огромность прожитых лет сделала его немногословным.

Сразу оговорюсь: не могу сказать, что в Аккермане публика экономит на каждом слове. Совсем не экономит. Сказывается близость Одессы. Но сколько я ни ходил по окраинным, ближайшим к крепости дворам, – толку никакого. Большинство жителей просто не понимало, о чем идет речь. При том, я уверен, именно это отсутствие веры – или интереса, пусть так, – оставляло мотыльку жизнь. Где бы он оказался, попробуй такую диковинку поймать какой-нибудь местный пассионарий! В аккерманском пыльном музее, на огромной булавке. «И подобный невероятно ценный экспонат уже съела моль», – привычно возмущённо, но абсолютно без разумных последствий написал бы здешний пахарь бумажной нивы.

Как деталь к рассказу: немец не пожалел, что откололся от ста тысяч бессарабских фольксдойче. Их отпустили в исторические восвояси по кабинетному шушуканью с Риббентропом. Тысячелетний рейх придержал створки родных ворот, и все, кто уехал, угадали под «добровольное» расселение на оккупированной польской земле. Судьба этих немцев печальна.

Вытекающий в 40-м году из Бессарабии поток румынских жителей Старого королевства – «рэгецане», как их называли, – тоже не подхватил старика. Не став человеческой щепкой, он не сгорел и не дал унести себя беспокойной волне.

Опять же, мельком – у советских этот бессарабец попал на пресловутый «красный карандаш». Ему чиркнули поперёк личного дела скупое на жизненную перспективу «СОЕ» – социально опасный элемент.

Со стариком я познакомился, работая по командировке на винзаводе в Шабо. Для городского жителя несуетливая сельская жизнь хуже ветхозаветной казни. Съездив на реанимацию домой, я привез ту самую «Одесскую хронику» – № 2/1992 год, на страницах которой рассказывалось про бабочку-людоеда. Хотелось хоть чем-то себя занять. Пусть даже несерьёзными расспросами. Любопытство – одна из самых милых приятностей жизни.

Газету помяло достаточно рук. Глянул через моё плечо и этот скупой на заглавные буквы старик. Он работал вахтёром. Меня сразу пробрало: гражданин в теме.

Я сказал ему:

– Наврано вроде… – и оставил хорошую паузу: люди молчаливые, как никто иной, умеют многое сказать.

Он чудесно понял моё желание пообщаться: