Окна в моём номере посерели. Полуденная жара растопила приготовленную на подоконнике свечку. Осталось желтое сытое брюшко, мышиный хвостик.
Маясь от июльской долгой жары, мы к вечеру ещё раз сходили в крепость, повторно наметили место встречи. Мне хотелось больших подробностей. Я должен был точно знать, что, когда делать.
Сандуляк бурчал:
– Если хочешь насмешить Бога, расскажи вслух о своих планах.
Он был суеверен. Не то чтобы его пугала пресловутая черная кошка, – сам я считаю эту примету абсолютно разумной, – а сущая тьма другого. Что было даже удивительно при его свободе мышления.
Такой душевной фактурой он обязан жене.
– Как вам нравится: «На ночь нельзя говорить про зубы, о детях и чулках!»
– А о чулках, почему?
– «Утром будут стрелки», – уверяла жена.
Я перестал на него обижаться. Бравый солдат Швейк произнёс самую гениальную фразу XX века: «Всё шло хорошо, пока в дело не вмешался Генеральный штаб!»
Ни Сандуляк, ни я не затронули один деликатный момент: представим, мотылёк пойман – а дальше?.. По-видимому, Игорь Петрович полагал, что я счастлив уже самим фактом диковинного приключения. Возникшая недоговоренность раз за разом портила разговор. Разговор вяз в мутной перспективе поимки.
Когда я выходил из гостиницы, навстречу по ступенькам поднималась группа японцев. У них было много оборудования для съемок…
* * *
…Мы стояли в десятке шагов от приманки. Едкая концентрация заметно ослабла, и теперь клок ваты сочился каплями аромата. Он был невыразимо приятен. Это была сублимация счастья.
На горизонте тлела, но никак не разгоралась обещанная синоптикой буря. В крепости, окрестностях, чаше лимана стояло безветрие, духота и тяжелая влажность. Юными годами я отчаянно играл в карты, после института работал в Гидрометеослужбе и до сих пор удивляюсь: картёжники не предсказывают погоду, а синоптики плохо играют в карты.
Фонарь, на который я так рассчитывал, и в самом деле оказался не нужен. Рябая Луна застыла у стен, словно зевака. Тень от стены превратилась в зубастую хищную челюсть.
– Да где же он! – шептал Сандуляк.
Моего ночного спутника продолжало трясти нервное напряжение.
Он хмыкнул:
– Японцы! Вот вам ещё… Им сообщили, в городе о мотыльке знает кто-то ещё. И много знает!
Сандуляк сунул руку в карман, скрипнул коробок, он присел на округлый камень и начал жевать кончик спички.
Присел и я; в каком-то шаге стена обрывалась, в двадцати метрах ниже, на дне рос метровый бурьян.
– Не знаю, в курсе ли вы: сегодня, 26 июля, День парашютиста.
Сандуляк вяло поддержал тему:
– Знаете, что делают, если у человека не раскрылся парашют?