— Ты в порядке, мам? — спросил Шел, найдя меня на балконе неподвижно уставившейся вдаль.
— Прекрасно, дорогой. Думаю, нам пора ехать, — сказала я, не шевелясь.
Шел подождал с минуту, переминаясь с ноги на ногу, затем сказал:
— Так поедем!
Его сердитый тон скорее говорил о его тревоге, а не о нетерпении, так как у нас было еще много времени.
Хотя позже он рассказал, как его напугало полное отсутствие у меня каких-либо реакций, тогда я не видела, что он таращится в зеркала лифта, многократно отражающие мое молчаливое безучастие.
— Мы приедем рано, — сказал Шел, взглянув на часы, когда мы выходили из лифта.
Я не ответила.
— Господи, в каком виде твоя машина, мам! — сказал Шел, когда привратник подогнал ее к парадной двери. — Ты что, никогда ее не моешь?
В обычном состоянии я бы напомнила ему, что он мог бы и помочь мне, но сегодня у меня не было желания нападать на него.
— Все в порядке, просто немного запылилась, — ответила я.
— Мы действительно едем слишком рано, — сказал Шел, ведя машину к больнице.
— Все в порядке, — сказала я, определенно чувствуя в тот момент, что все в полном порядке.
— Знаешь что, мам, мы вымоем твою машину, — сказал Шел, поспешно сворачивая с дороги к автомойке.
Позже я осознала, что он пытался заставить меня как-то реагировать.
Я отреагировала:
— Шел, что ты делаешь?
— Ты должна лучше относиться к своей машине, мам.
— Но, Шел… Я не верю своим глазам! У нас сейчас более важные дела… Это лишняя трата денег… Я могла бы и сама это сделать. Вообще-то ты мог бы это сделать для меня! И зачем ты заказал полировку?! Мы не отдерем этот состав от стекол! — зудела я, пока машина медленно плыла в туннеле, мылась, чистилась и натиралась.
— Иногда можно и побаловать себя, мам, — сказал Шел.
В приемной я ничего не замечала. Затем высокая костлявая молодая женщина в белом отвела меня в лабораторию, где все тоже было белым — стены, пол, потолок… камера, окруженная белым, похожим на пончик, магнитом. Выполняя инструкции женщины, я легла на белую кушетку в белой комнате. С полным безразличием я смотрела на пухленького коротышку, тоже в белом, в стеклянной кабинке, пока женщина надевала на меня наушники и похожий на футбольный проволочный шлем. Затем кушетка покатила меня головой вперед.
Когда камера проглотила меня, паника проткнула мое искусственное самообладание. Но я крепко сжала веки и услышала в наушниках успокаивающий голос:
— Все в порядке?
— Да, — ответила я.
Затем заиграла музыка, расширяя мой замкнутый удушающий черный мир до бесконечной Вселенной освежающих сверкающих звуков. Через мгновение я уже перенеслась в первый ряд балкона филармонии и смотрела вниз на филадельфийский оркестр, исполняющий божественную первую часть Седьмой симфонии Бетховена…