Полные невинности глаза под маской феодального судьи!
— Мне хотелось бы поговорить с вами, — проговорил Жирар, когда они наконец выходили из узкого прохода.
— Сейчас, среди этой толпы?
— Нигде человек не чувствует себя таким изолированным от всего, как среди густой толпы.
— Хорошо. Только, пожалуйста, покороче, прошу вас: стоять очень холодно!
Жирар наклонился к жене ювелира, которая была на несколько дюймов ниже его ростом.
— Шарлотта, наверное, рассказывала вам, что я двадцать лет назад скрылся от своих попутчиков-паломников святого Якова в Компостели, исполняя свой обет, данный перед отъездом. Это был суровый обет, я должен был жить отшельником, вдали ото всех, все это время.
— Да, она мне говорила об этом.
— Но она не говорила вам и не могла сказать, так как сама этого не знала, о причине этого решения, о которой она от меня никогда не узнает.
Вокруг них собирались люди. На площади нужно было подождать, когда приглашенные войдут в банкетный зал.
Поднятая своими носильщиками над головами толпы статуя святого Элуа, которая затем должна была, как обычно, присутствовать при запланированных развлечениях, благословляла своею деревянной рукой всех собравшихся в честь святого. Вовсю работали кадила.
Молитвы сменились пением гимна братства ювелиров.
— Я хотел убедить себя в том, что такое ужасное, такое долгое, искупление очистит меня от совершенной ошибки; правда, это было лишь намерение, но такое сильное и серьезное, что оно должно было навсегда освободить меня от слишком сильного искушения, бороться с которым я еще долго буду не в силах.
Аббат церкви Сен Элуа благословил собравшихся на площади. Головы благоговейно склонились, все молчали. Матильда не поднимала глаз. Жирару оставалось только уйти. Главное было сказано.
— Теперь вы знаете, чем объяснялось мое исчезновение, — заговорил снова бывший доктор после краткого молчания, когда оба они подняли глаза. — И, конечно, понимаете, о чем идет речь. Но я должен сказать вам и о том, что будет иметь еще более тяжелые последствия: эти годы страданий, невыразимого одиночества, отрезанные от всего мира, от моей прошлой жизни, эти годы вдали от вас, когда я столько раз думал, что сойду с ума, были напрасны! Я не нашел душевного покоя и даже отказался верить, что смогу убедить себя в том, что он настанет… Достаточно было возвратиться сюда, увидеть вас снова, чтобы моя любовь запылала с новой силой, зажгла во мне высокое и жестокое пламя, которое жжет меня так же, как и раньше!
«Слава Богу, все кругом слишком заняты праздничным весельем, чтобы прислушиваться к тому, о чем говорят рядом. Всеобщее возбуждение и шум заглушают слова этой безумной исповеди. Ее никто не слышит!»