православной крови (следует цитата из немецкой газеты. —
В.М.)… Во Франции, напротив, я встретил много
инстинктивного, хотя еще и не выяснившегося сочувствия… в таком настроении сердца и головы я сближался с известною частью печати, желающей нам сочувствовать, более страстно, чем осторожно… Этим воспользовались — с целью
доброю, и, как мне теперь ни трудно,
мне не жаль случившегося… C.Farcy напечатал то, что ему показалось интересным для пробуждения французского общества, со слов студентов, меня не спросясь. Я мог бы формально отказаться, но переубедили меня и Гамбетта, и m-me Adam. Первый особенно настаивал на ее полезном впечатлении в молодежи, армии и флоте. Так как в конце концов все сказанное в газете «France» сущая правда, и по-моему могло повести
не к войне, а к миру, доказав, что Русский Царь — сила, то я решился не обращать внимания на последствия лично для меня, и молчанием дать развиться полезному, т. е. как у нас, так и во Франции, законному и естественному недоверию к соседу».
Когда скандал, вызванный речью Скобелева, дошел до Петербурга, правительство прервало его отпуск, предложив немедленно вернуться домой. Этому решению предшествовала информация со стороны посла во Франции князя Н.А.Орлова и других сотрудников русского дипломатического представительства. Сравнивая белого генерала с Гарибальди, Орлов в письме управляющему министерства иностранных дел Н.К.Гирсу от того же 6 февраля приложил вырезку с речью Скобелева и комментариями К.Фаргта из «France», сопроводив ее выводом: «В них (словах Скобелева. — В.М.) от государя требуется незамедлительное объявление войны, иначе он, якобы, будет вынужден к тому волей своих подчиненных… Офицерам всех степеней повсеместно запрещается законом произносить политические речи (во Франции. — В.М.)… Но в высших берлинских кругах определенно хотят придти с нами к мирному и сердечному соглашению».
О том, каково было настроение в Германии после речи Скобелева, дает представление рассказ Марвина, находившегося проездом в Берлине в конце февраля: «По всему пути в разговорах только и слышалось, что имя Скобелева. В Берлине имя его повторялось в речах и беседах всех классов общества. Я остановился перед окном магазина, в котором висела карта России. К окну подбежала толпа школьников.
— Вот дорога, по которой мы доберемся до Петербурга и проучим Скобелева, — говорил один.
— А если они придут в Берлин?
— О, это невозможно!
Мальчишек сменила группа пожилых людей, которые в кратких восклицаниях выражали свою ненависть к славянам и к Скобелеву. На гауптвахте, находящейся на аристократической оконечности улицы Унтер ден Линден, солдаты вели воинственный разговор о России».