Долгоносик, возбужденный, как пятиклассник, перепутавший двери и попавший в женскую парную вместо мужской, ворвался в редакцию. Георгий ловко успел переместить бутылку водки под стол прежде, чем Андрей ее заметил.
— Отец Анатолий сжигает Шмеллинга! — выкрикнул Долгоносик. — Я на берег, собирать свидетельства очевидцев битвы с упырем!
— Сдашь материал до одиннадцати — поставлю в завтрашний номер, — тут же среагировал Лебенец.
— Одиннадцати утра?
— Вечера, — сухо поправил его начальник.
Андрей рванулся было к двери, но Георгий остановил его властным жестом.
— Как добираться думаешь? — спросил он. — Маршрутки туда пока не ходят.
Лубенец улыбнулся собственной шутке. Долгоносик затравленно посмотрел на начальника.
— А вы мне разве такси не оплатите? — проблеял он.
Георгий нахмурился.
— Я что, похож на дочь Рокфеллера? — грозно осведомился редактор.
Долгоносик сник. Было видно, как борются в юном журналисте желание увидеть свой репортаж на первой полосе и нежелание опять завтракать кофе-цикорием и черным хлебом.
— Позвони на «Славию», — сказал мудрый Лубенец. — У них хоть один дежурный оператор наверняка еще на студии болтается. И фургон у них есть. Пообещай сенсацию взамен того, что тебя отвезут к месту событий.
— Спасибо! — воскликнул Андрей и кинулся прочь из кабинета, на ходу вытаскивая мобильник.
— Эх, молодежь… Все учить надо, — по-отечески усмехнулся редактор.
Он аккуратно и ловко вытащил водку из-под стола. Во время разговора с коллегой бутылка приятно холодила правую лодыжку Лубенца своим пузатым боком. Георгий извлек из верхнего ящика стола стакан, плеснул на дно и немедленно выпил. Крякнув от удовольствия, он достал сигарету и закурил.
— А ведь жалко, — сказал он, стряхивая пепел в медную пепельницу.
К кому обращался Лубенец и чего ему было жалко, осталось загадкой. Георгий принял внутрь еще одну порцию водки, откинулся на спинку кресла и закемарил. Сон, который он увидел, имел несколько пикантный характер. В нем фигурировала дама, черноволосая и пылкая, как огонь.
Возможно, именно поэтому проснувшись от запаха дыма и увидев пылающие шторы, Лубенец почти не растерялся. Он схватил бутылку — водки в ней еще оставалось больше половины — и бросился к выходу. По коридору еще можно было пройти. Языки пламени танцевали по стенам и ласкали двери архива, словно знали, что за ними — пятнадцать тонн вкусной бумаги. «Финская полиграфия», автоматически подумал Лубенец. Когда Георгий уже бежал вниз по лестнице, он услышал жуткий треск ломающегося дерева. Вскрыв архив, как устрицу, пламя приступило к желанному деликатесу.