– Он стрелял при полной темноте! Без промаха! Без единого промаха! Со стопроцентным результатом! – процедил сквозь зубы Даруев. – И я это видел своими глазами!
Инструктор с сомнением посмотрел на него.
– Это было! – упрямо твердил Даруев. – В девяносто первом году. В этом самом тире. При мне. И он опять будет так стрелять, уже через неделю!
И таким тоном это сказал, что инструктор понял – ему задание.
– Это невозможно, Геннадий Константинович, – произнес инструктор, старательно и четко выговаривая слова.
Он знал, что задание или отменяется сразу, или не отменяется никогда. И чтобы сейчас это невыполнимое задание отозвали, он старался говорить веско и доходчиво. Хотел сказать еще что-то, но не успел, потому что Даруев произнес, будто и не слышал последних слов инструктора:
– Ты не будешь ничему его учить. Только восстановишь навыки. То, что он знал. Он знал это. И знает. Просто забыл. Помоги ему вспомнить.
Тогда, в девяносто первом, Рябов выбивал сто очков из ста при практически нулевой видимости. Потому что та единственная акция, к которой его готовили с середины девяностого года, должна была завершиться успешно первым произведенным выстрелом. Второй раз выстрелить Рябову могли не дать. У человека, которого Рябов должен был застрелить, была очень хорошая охрана. Самая сильная охрана в стране, которая тогда еще называлась СССР.
Рябов обедал в крохотной, на два десятка мест, столовой, в которой не было никого, кроме него. Его привел сюда Даруев, взглянул на часы и сказал четко и сухо:
– В семь тридцать, в двенадцать тридцать и в восемнадцать часов – прием пищи. По пятнадцать минут.
Сказал и вышел. И почти сразу из противоположной двери выскользнул молчаливый парень в белом поварском одеянии, поставил поднос с блюдами на стол и исчез, даже не взглянув на Рябова. Место Рябову он определил не очень удачное, в углу, и Рябов поднос переставил на соседний стол, ближе к окну.
Ел сосредоточенно, будто выполнял работу. Со стороны посмотреть – очень человек озабочен, а на самом деле – обычное состояние Рябова. Всегда собран и готов. К чему готов? К тому, что прикажут.
Он уже добрался до компота, когда в столовую вошла девушка. То, что это девушка, Рябов сначала даже не понял – на ней была камуфляжная форма, точно такая же, как на самом Рябове, и прическа была короткая. И только когда она остановилась против Рябова и заговорила, он понял, кто перед ним.
– Это мое место, – сказала девушка.
Серые, со стальным блеском глаза смотрели холодно-испытующе. Рябов подвинул к себе тарелку с маковой булкой, невозмутимо пожал плечами. Отпил из стакана компот, и вдруг девушка быстрым движением смахнула на пол тарелку с булкой. Рябов от неожиданности не поперхнулся, но замер, глаз не поднимал, и казалось, будто он рассматривает что-то в своем стакане, а на самом деле – размышлял, долгие две или три секунды, это было для него много, непозволительно много, обычно он решения принимал мгновенно, а здесь, наверное, немного растерялся от неожиданности, но когда он через три секунды поднялся медленно и внушительно из-за стола, он уже знал, что будет делать.