Теперь настала его очередь расспросить меня об Англии, в которой он никогда не был. К моему удивлению, прежде всего он спросил: «Как поживает господин Черчилль?». Я ответил, что хотя ему исполнилось семьдесят три, его энергия и состояние здоровья вызывали восхищение и зависть современников. Готвальд, проведший годы войны в Москве, имел репутацию поклонника водочки и не отличался физическим здоровьем. По-видимому, он испытывал чувство зависти и проявлял явный интерес. Поэтому я обрисовал, как Черчилль обычно проводил свой день. Впервые на лице Готвальда появилось подобие улыбки, в которой выражались одновременно восхищение и недоверие, и он резко повернул разговор на тему о страданиях чешского народа в период фашисткой оккупации. Двести пятьдесят тысяч чехов, подчеркнул он, погибло от рук нацистов. Сюда следовало ещё добавить замученных до смерти, посаженных в концлагеря и высланных из страны евреев, которых в Чехословакии насчитывалось сто восемьдесят тысяч. Сейчас их осталось не более двадцати тысяч.
Готвальд поднялся из-за стола, давая понять, что встреча окончена. Он снова заверил меня, что Чехословакия пойдёт своим собственным путём. Конечно, не обойдётся без военного союза с Советским Союзом. В этом заключалась сущность чехословацкой безопасности. Чехословакия не забыла уроков Мюнхена. Я бы мог заметить, что коммунистам приходилось прикладывать много сил, чтобы люди этого не забывали, но промолчал. Хотя Готвальд, как уверяли меня Бенеш и Ян, и был осторожным и корректным реалистом, мне он показался жёстким, уверенным в себе и очень подозрительным человеком, что частично объяснялось его длительным пребыванием в Советской России. Три столетия под властью Австрии научило чехов прятать собственные чувства и растягивать губы в улыбке, когда им хотелось плакать, или изображать сострадание, когда их раздирал смех.
Готвальд родился в 1897 году и учился столярному делу в Вене.
Несчастный Владо Клементис http://en.wikipedia.org/wiki/Vlado_Clementis , с которым я встретился во время официального приёма в чехословацком Министерстве Иностранных Дел, оказался более живым и любезным. Смокинг прекрасно сидел на его располневшей фигуре, в петлице красовалась гвоздика, а в руках он держал бокал с бренди. Как и Готвальд, во рту у него была трубка, и он усиленно ей попыхивал. Лоснящийся, с прекрасными манерами человек. В то время Клементис занимал должность Помощника министра Иностранных Дел. В годы войны он жил в Англии и работал на Чехословацкое правительство в Лондоне – сегодня в глазах Москвы это было настоящим преступлением. Хотя мы раньше никогда не встречались, он приветствовал меня как старого знакомого: «Итак, что вы думаете о нашей революции? Много ли нашли перемен с момента вашего прошлого визита?». Я ответил, что почти всё осталось по-прежнему, то же законодательство, тот же порядок, то же равноправие при распределении материальных благ и то же трудолюбивый, приветливый народ, какими всегда были чехи. У него вытянулось лицо: «А как же наши социальные достижения?». Я произнёс: «Да, конечно, они есть. У нас у самих много нововведений, и достижения более ощутимы, чем ваши». Затем, чтобы немного подбодрить его, я честно добавил, что не увидел ни одного признака железного занавеса в Чехословакии. Он сразу повеселел и повторил всё то, что мне уже сказал Готвальд: Чехословакия идёт своим особенным революционным путём, необходимо поддерживать баланс экономики между Востоком и Западом. Поскольку он сам был словаком, я повернул разговор на Словакию. Клементис признался, что не всё ещё гладко, предстоит разрешить некоторые проблемы, но заверил, что отношения Чехии и Словакии сейчас намного лучше, чем после окончания Первой Мировой войны. Словаки не были бы словаками, если бы не ворчали время от времени.