Но стены на поверку оказались бутафорскими. Плечом упрись, поднажми — они и завалятся на Кремлевскую набережную. На половине зданий даже и окна были прорисованы так, на отъе-хм, хотя недавно вроде вон сколько миллиардов на этом освоили…
И повсюду торчали таблички: «Руками не трогать». Николай Павлович теперь знал, почему. Умом-то знал, а сердцем поверить не мог.
Через ворота в Кутафьей башне он возвращался опустошенный; по душе словно фашисты прошли, оскверняя все святое и оставляя за собой одну лишь выжженную землю.
— Что же это… — все бубнил он, бесцельно, слепо тащась никуда. — Как же…
Мимо шли строем демонстранты — на митинг, на Болотную, требовать честных выборов. Задорно звали Николая Павловича с собой.
— Не с кем там говорить… — омертвело прошелестел он им. — Нет никого… Никого, братцы…
До глубокой ночи он сомнамбулически бродил по бурлящей Москве. Обошел все государственные институты, какие смог вспомнить, и все оказались расписной фанерой. Настоящих, из камня, нашлось всего два: ФСБ и почему-то Центробанк.
* * *
— Возраст… Какой на хрен возраст! Тебя бы сейчас сюда с твоей кушеткой! — Национальный лидер в сердцах саданул кулаком по столу. — Вещий сон это был, а ты мне со своими бананами…
Швейцарский психоаналитик не отвечал, да и просто не слышал его — отсиживался в своей Швейцарии, падла. Национальный лидер поправил галстук и вернулся из уборной в кабинет, где заседал кризисный штаб.
— Оцепление держать! — бесстрастно произнес Национальный лидер в микрофон селектора. — Не подпускать толпу к государственным учреждениям. Центризбирком, Дума, суды… Везде тройной кордон. Чтобы на расстояние вытянутой руки никто не подошел!
— Так точно! — прошипел селектор.
— И на Лубянке чтобы вообще духу их не было! — он оскользнулся и дал петуха. — Как там, стоит пока?
— Пока стоит…
Национальный лидер отключился и принялся мерить шагами кабинет.
— Абсурдные требование какие-то… Пересчет голосов, перевыборы в Думу, отставка Чудова… Что за бред?! Они что, не понимают, что ничего этого нет?!
Директор ФСБ, председатель Центробанка и Константин Львович переглянулись.
— Сами же просили освободить их от бюрократии! — бушевал Национальный лидер. — Ничего лишнего! ГБ и ЦБ — все! Страх и бабки! Что еще надо, чтобы управлять? Все остальное перевел в Останкино! Пожалуйста — ультра-либеральная модель! Чего мы требуем-то? А?!
— Дикари-с… — развел руками Константин Львович.
— Всегда работало! Еще по Германии помню: деньги и страх. Два столпа. Всегда! Со всеми! Что не так?! — он обвел взглядом собравшихся.