"Мы уважаем в вас чувства отца, поэтому фюрер и поручил мне встретиться с вами. Ваш взгляд на то, отвечают ли поколения друг за друга, интересен и самобытен. Но сейчас, как вы видите, на весах истории не только судьба поколений: в ближайшие дни решится судьба государств, судьба всего мира, решится, быть может, грядущее человечества. И решать его будете в том числе и вы — не только как отец нации, но и, насколько вы меня поняли, как отец своих детей..."
Сталин его понимал. Но напрасно незваный гость ожидал от него вступления в диалог. Не с ним говорил сейчас тот, кто сидел за столом и смотрел на стоящий чуть справа от кипы бумаг и стакана с карандашами обычный любительский фотоснимок в картонной рамке. Его дети, два сына и дочь, улыбались отцу из недавних лет — юные, милые и родные. Он давно привык к этой карточке на столе и нередко, уйдя в заботы, лишь бегло задерживал на ней взгляд и как бы в ответ своим детям на миг улыбался в седеющие усы. Теперь он молча смотрел им в лица и поочередно думал о каждом, к каждому обращался с болью и нежностью. Тебе, Светлана, враги ничего не сделают — ты близко, ты в безопасности, жива и здорова, с тобой, дорогая, все будет нормально и хорошо... Василий, я знаю, какой ты умелый летчик, как бьешь их, проклятых, и в небе, и на земле, как можешь пойти на таран и погибнуть за наше дело, но все же прошу тебя: будь осторожен, вернись к нам живым — ведь Яков уже в беде!.. О, Яков, мой мальчик, как же это случилось, где ты, что они с тобой делают, чем помогу я тебе в страданиях и неволе?..
"Вы можете, как никто другой, помочь сыну, оказавшемуся у нас в плену, — говорил тем временем вражеский генерал. — И вы, разумеется, знаете всю жестокость законов войны и ясно себе представляете, что же в итоге ждет Якова. Он — обычный военнопленный, с какими у нас и у вас не принято церемониться, но необычен его отец — и в этом все дело! Приславший меня мой фюрер великодушен к достойным противникам, и он обращается к вам с предложением..."
Сталин отчужденно смотрел в лицо говорившему. Он уже знал, провидчески чувствовал одно из таких "предложений", которое в сорок третьем разбитые под Сталинградом фашисты пришлют ему как вариант избавления от советского плена фельдмаршала Паулюса: обмен последнего на истерзанного гестаповской дыбой Якова. Встрепенувшись в надежде, измученная душа отца рванется навстречу этой возможности, но мысль о тысячах остающихся погибать в плену, долг и стальная воля Верховного главнокомандующего закроют торг одной фразой: солдат на маршалов не меняю! Тогда они уже слушали Сталина — сейчас еще так хотят диктовать!..