Знакомство состоялось. Мы вновь обнялись!.. Сельмер принес трубу пикколо, дал ее Морису,
а Морис вручил ее мне в качестве подарка от фирмы и от себя лично. (На этом замечательном и
дорогом мне инструменте я много лет играл в театре „Сон в летнюю ночь" и сделал несколько
записей на пластинки. После ухода из Большого театра передал инструмент как реликвию моему
ученику Вячеславу Прокопову, представителю нового поколения трубачей. Таким образом,
пикколо Мориса Андрэ до сих пор продолжает звучать в Большом театре).
В ответ я преподнес Морису Андрэ уникальный экземпляр партитуры концерта Арутюняна,
который годом позже он исполнил в Америке.
Морис Андрэ пригласил меня посетить его класс в консерватории. Со мной пошли мои
коллеги Иван Павлов, Александр Балахонов и Илья Границкий. Андрэ встретил нас, окруженный
Здесь же оказались представители фирм
репортерами,
щелкающими затворами камер.
грампластинок, музыкальных издательств и кое-кто из прессы.
В Парижской консерватории классы носят имена известных музыкантов: форе, Бизе, Гуно...
Класс, где занимался Андрэ, был небольшой, но имел эстраду с роялем. Среди присутствующих
учеников были те, кто учился, и те, кто уже окончил учебу. Помню, увидел там молодых Г.Туврона
и Б.Сюстрё, теперь известных во всем мире артистов и профессоров.
Встреча наша началась выступлениями учеников. Они играли этюды, концертные пьесы,
ансамбли. В заключение Морис Андрэ с учениками исполнил трио из кантаты Баха, которое им
предстояло играть на следующий день.
Я был на этом концерте. Он проходил в огромном помещении, напоминавшем спортивный
зал. Публики была масса, на сцене - тоже многолюдно: хор, оркестр, солисты. Андрэ вышел позже
всех и один. Зал застонал, как при выходе тореадора на корриде. Публика аплодировала своему
кумиру. Такой же восторженный шум стоял и после концерта. Мориса Андрэ дирижер поднимал
отдельно.
Позже Андрэ приобрел еще большую популярность. Он оставил преподавательскую работу и
посвятил себя целиком концертной деятельности. В то первое знакомство я пригласил Мориса на
балетный спектакль Большого театра. Он пришел почему-то очень взволнованный. Я не мог понять
причину его беспокойства. Переводчица спросила меня, не читал ли я вчерашнюю прессу.
Оказывается, Андрэ был возмущен публикацией в какой-то парижской газете, сообщавшей, что
московский трубач Тимофей Докшицер приходил в класс Мориса Андрэ учиться. Я старался его
успокоить, уверял, что не читал газету и что меня это нисколько не унижает и тем более не
оскорбляет, что не так уж плохо учиться у другого, тем более у Мориса Андрэ. Но он не мог
успокоиться: „Нет, они дураки, я их больше в класс не пущу..."
Потом мы с Балахоновым были в гостях у Андрэ в его доме под Парижем. Частично он
построил этот дом своими руками. Вез нас на сумасшедшей скорости на своем „Volvo" Жак
Сельмер, не знавший дороги. По пути он спрашивал, где дом Андрэ, и, услышав имя, люди тотчас
указывали направление. Имя Андрэ во Франции знает каждый.