— Ваш муж кем был по профессии?
— Он был человек ничем не примечательный, служил в министерстве. Но в глазах мамы Тудор олицетворял серьезность и основательность — по контрасту с Даном, с его беспорядочной жизнью. Впрочем, и в моих глазах тоже.
— Ваш брат в те времена был очень молод…
— Да, он только-только поступил в институт. Но богемные замашки у него появились гораздо раньше. Задолго до окончания лицея он уже считал себя непонятым гением, которому все дозволено. Он рос без отца, это кое-что объясняет. Но тут еще и характер. Он пил по-страшному, буянил, у нас были беспрерывные скандалы. И так не год, не два…
Любопытная манера отзываться о собственном брате, убитом неделю назад.
— Я бы попросил вас остановиться на определенном периоде жизни вашего брата. Дела, конечно, минувшие, но вы должны хорошенько вспомнить и ответить мне как можно подробнее. Любая деталь может иметь значение.
— Я попытаюсь, — обещает она тоном, не внушающим мне особых надежд.
— Речь идет о том моменте, когда он окончил институт. Это было…
— В пятьдесят пятом, — без колебания подсказывает она.
— Да, время неурядиц для вашей семьи. И даже крупная ссора, в результате которой Дан был вынужден от вас уехать…
Она резко перебивает:
— Никто его не вынуждал! Просто-напросто мы его не остановили, когда он выразил желание нас бросить.
— Хорошо, скажем, он сам захотел уехать, если это представляется вам более точным. Но что же именно произошло? У меня впечатление, что она оживилась.
— Нам тогда приходилось туго. Мамина пенсия — пустяковая. Я работала как лошадь, чтобы свести концы с концами.
Дан еще студентом начал подрабатывать: то сделает иллюстрации для журнала, то оформит обложку… И сразу все спустит. Он был уверен, что никому ничего не должен. В дом не приносил ни гроша, зато из кабаков не вылезал, каждое лето — на море, что хотел, то и делал. Кончил наконец учебу, распределили его в лицей в самом Бухаресте, дали кафедру; сколько ему народу завидовало. А он — что вы думаете? — отказался! Он, видите ли, свободный художник, и всякие рамки для него тесны. Ну, а скандал случился ночью, когда он привел домой ораву собутыльников. Кабак закрылся, он их и привел, догуливать. Раньше он себе такого все-таки не позволял. Мы с мамой терпели-терпели, да не вытерпели, сказали ему все в лицо, мама, кажется, даже пощечину влепила. Он собрал вещички и съехал.
— С кем он водился в те времена?
— Мне еще не хватало этим интересоваться! Я от них держалась подальше, от этих осевков. Кого я знала — это доктора Паула Чернеску, его школьного товарища, но он с этой стаей гуляк и психов не ходил. Паул — нормальный человек и очень солидный медик…