— Больше того, чтобы встречаться вот так? Прятаться? Полчаса сидеть в машине? Ведь мы сидим уже полчаса.
Я повторил, что ничего большего нет.
— Ты не подумай, что разонравился мне, — сказала она. — Ты мне нравишься сильнее, чем, наверное, можешь представить. Но для меня это мучительно. Знаешь, между нами есть разница. Ты думаешь только о себе.
Я сказал, что думаю и о ней.
— Нет, ты не понимаешь.
— Я думаю о тебе.
— Ты и в самом деле не понимаешь.
— Я думаю о тебе.
— Так подумай обо мне, Франк!
Она осеклась. Повернулась ко мне и попробовала улыбнуться. У нее вырвалось имя моего брата, как, наверное, вырывалось много раз, когда они ссорились. Теперь ссорились мы, и по ее оговорке я понял, чего стоит мой братец. Я промолчал.
Она сказала:
— Так мы больше встречаться не можем. Не сейчас. Когда кругом переполох и повсюду шныряют журналисты и полиция. Сейчас здесь тысячи глаз.
— Значит, позже? — спросил я. — Когда все уляжется?
— Когда все уляжется?
— Ну да, когда уляжется вся эта суматоха. Тогда мы сможем встречаться?
— Для чего?
— Чтобы быть вместе.
— Мы же об этом уже говорили, — сказала она. — То есть ты хочешь, чтобы я просто меняла одного брата на другого.
Мне было нечего ответить. Она права. Так не пойдет. Это безнадежно. Просто я не допускал мысли о нашем расставании. Я до смерти боялся ее потерять. Я сказал, что по крайней мере у нас одна фамилия. Значит, хоть с этим проблем не будет.
Она рассмеялась. Потом нахмурилась.
— Что мы наделали, Роберт? Что мы наделали?
Я положил руку ей на плечо. Она отстранила меня. Мы помолчали. Потом она повернула к себе боковое зеркало и стала вытирать потекшую тушь.
— Мы не можем больше встречаться, — вздохнула она и взяла меня за руку.
Только тут она заметила бинт.
— Что случилось?
— Ничего особенного, — ответил я.
— Ничего особенного? А что неособенное?
Она поднесла мою руку к губам и поцеловала.
Мы долго сидели молча.
— Потом я буду жалеть, — сказала она.
Она сказала, что будет жалеть, когда будет заводить машину. Будет жалеть, когда будет проезжать по мосту. Когда будет ставить машину в гараж. И отправляясь спать. И просыпаясь. Каждый день своей жизни она будет жалеть.
— А я уже жалею, — сказал я.
Она снова поцеловала мою руку.
— Это сумасшествие, понимаешь? — прошептала она. — Что же нам делать, Роберт?
Я потянулся к ней. Она отпрянула, как зверек, почуявший опасность. Но я все-таки склонился к ней и провел рукой по ее коротким светлым волосам. Она обхватила мое лицо ладонями и поцеловала. Я прижался к ней. Она задержала дыхание. А мне хотелось проникнуть глубже. Сквозь запахи крема и духов, сквозь все то, что могут ощущать и другие. Туда, где была только она. К тому, что не было моим.