– Я работаю, – потупилась Катя. – В клубах бываю редко.
– Да я же не о вас говорю…
– Вы говорили о москвичах. Я – москвичка.
– Я имел в виду чиновников, – начал оправдываться Герман. – Ну вот что Москва как столица производит? Какой продукт?
– Управление, – тут же нашлась Катя. – Я вас понимаю, – продолжала она, не давая Герману возразить, – вы скажете, что продукт паршивый, управляется страна плохо. Это верно, но поверьте, без Москвы стало бы еще хуже. Нужно, чтобы хоть кто-то управлял. Хоть плохо, хоть как-нибудь…
– Да я не спорю, – улыбнулся Герман. – Говорю же, я москвичам завидовал. Мне хотелось доказать, что я не хуже. Все время хотелось драться… На самом деле я вовсе не драчун, вы не думайте.
– Надеюсь, что нет, – улыбнулась Катя, окинув его веселым взглядом. – А что вас так раздражало?
И опять Герман задумался.
– Вот я приехал… У меня два товарища, вместе в Чечне служили, они раньше меня демобилизовались и в Москву подались, а я еще там, на Кавказе, задержался, потом к родителям в Джезказган съездил, у них погостил. И вот приезжаю я в Москву, встречаюсь со своими товарищами – они уже в столице освоились, – и входим мы вместе в метро. Стоим на эскалаторе, все чин-чином, и вдруг они… ни мне, ни друг другу слова не сказав, даже не переглянувшись, оба как по команде устремляются вниз. Я ничего не понял…
А вот Катя поняла и засмеялась, не дожидаясь конца рассказа.
– Они заслышали поезд.
– Ну да, – обиженно подтвердил Герман. – Я бегу за ними следом, чувствую себя дураком, ничего не понимаю, оказывается, это они услышали, что поезд подходит. И поезд-то оказался не тот, что нам нужен, в другую сторону поезд! Я им: вы что, мужики, очумели? А они смотрят и сказать ничего не могут. Я их не понимаю, они – меня.
Потом другой был случай, с девушкой. Тоже в метро, на «Киевской». Она летит сломя голову с лестницы – тоже поезд заслышала. Налетела на меня, прямо как снаряд, чуть с ног не сбила. Говорю ей: «Девушка, – говорю, – это что, последняя электричка?» Она смотрит на меня, вся расхристанная, шарф – у нее на голове шарф был вместо шапки, – так вот, шарф на затылок съехал, глаза безумные… И говорит: «Вы не понимаете». Сама чуть не плачет. «Да, – говорю, – не понимаю. Ну ладно, – говорю, – я, здоровый мужик, я удержался. Но вы же могли так старушку сбить! Улетели бы вместе с ней под вагон!» Она уже плачет натуральными слезами, но повторяет: «Вы не понимаете». Поезд, понятное дело, ушел тем временем, так она его глазами провожает, как сына в армию.
Катя посмеялась от души. Герман не сказал ей, что с той девушкой у него завязался роман, решил, что незачем ей об этом знать. Дело давнее, кончилось ничем.